Мир полон людьми, которые желают бороться со злом – негодуют на него, скрежещут зубами, проклинают, изготавливают все более мощное оружие и пускают его в ход… Но что такое вообще зло? Откуда оно берется? Кто создал дьявола? Перед тем, как сражаться, проводят тщательную разведку, пытаются выяснить о враге все, что только можно — и борьбу со злом надо начинать не с борьбы, а с рассуждения и понимания. С кем мы воюем? Как? За что ведется эта война?
Коррадо Джаквинто (1703— 1766), «Дьявол перед Господом»
С одной стороны, христианство — весьма воинственная религия. Апостолы не делают секрета из того, что стать христианином — значит попасть в действующую армию. Вам предстоят труды, возможно, лишения, преследования или даже смерть. Если вы жалуетесь на то, что церковная жизнь недостаточно комфортна, вы забыли о том, что это окоп, а не санаторий.
С другой стороны, эта битва протекает не так, как земные битвы — самые передовые ее воины, монахи, за всю свою жизнь мухи не обидели. Никого не подавили, не сокрушили, не принудили к повиновению, но напротив, сами пребывают в сокрушении и повиновении. Да что говорить о монахах — мученики, наивысший пример христианского воинствования, проявляют себя не как крепкие солдаты, опытные в обращении со смертоносными орудиями, которые убивают своих врагов. Напротив, это люди, без сопротивления принимающие смерть.
Более того, сам наш Военачальник ни убил, ни ранил, ни изувечил, ни запугал никого — когда от него ждали, что Он уничтожит своих врагов, Он сам принял смерть от их рук.
Это непривычный и пугающий вид мужества — он все эти две тысячи лет остается непривычным и пугающим. Святой Апостол Петр имел достаточно мужества, чтобы броситься на защиту Господа с мечем, против явно превосходящих сил противника. Но Господь сказал ему: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Матф.26:52) И через небольшое время Петр трижды отрекся — когда от него потребовалось просто признать, что и он «из учеников этого Человека».
Потому что мужество, которого требует Господь, непохоже на мужество этого мира. Как не похожа и война, которую Он ведет, на войны, которые в этом мире ведутся. Это война с гораздо, гораздо более страшным противником, и от ее развития зависит нечто гораздо, гораздо более важное.
У нас, христиан, есть уникальная информация, благодаря которой мы видим мир в совершенно иной системе координат. И мы понимаем, что он гораздо больше — у него есть духовное измерение, гораздо более обширное и важное, чем тот материальный мир, который мы воспринимаем органами чувств. Это измерение не находится где-то в другой вселенной — они пронизывает материальный мир и активно взаимодействует с ним. Могущественные духовные существа пребывают рядом с нами — Божии ангелы простирают над нами свой покров и хранят нас от зла. Хотя мы не видим их, они принимают самое деятельное участие в нашей жизни. Но не все обитатели духовного мира добры. Он охвачен мятежом и гражданской войной. Как говорит книга Откровения, «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали [против них], но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Откр.12:7-9)
Еще до грехопадения человека могущественный ангел восстал против Бога и обратился в того, кого Писание называет дьяволом (то есть клеветником) и сатаной (то есть противником), драконом и змеем. Он увлек за собой часть ангелов, которые обратились в «духов злобы поднебесных». Эти духовные мятежники непрестанно ищут разрушить Божие творение — и, особенно взаимоотношения Бога и человека.
Хотя мы, как правило, не видим ангелов — и бесов (да и век бы их не видеть), они проявляют себя в нашей жизни — прежде всего, побуждая нас к определенным мыслям и поступкам. Как говорит Евангелие, именно сатана вложил Иуде мысль предать Спасителя, он же подбил Ананию и Сапфиру солгать Духу Святому (Деян.5:3), он использует любые возможности, чтобы искушать христиан (1Кор.7:5), он идет на различные уловки, и даже притворяется ангелом света (2Кор.11:14), он обольщает народы, чтобы побудить их к мятежу против Бога (Откр.20:7).
Можно приводить и другие подобные стихи Писания, но картина ясна — зло это не слепая стихия. За злом мира стоит личностная, целенаправленно действующая духовная сила, или, учитывая других падших духов, силы. Именно они являются нашими врагами, и с ними мы ведем войну. Как говорит святой Апостол Павел, «…потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять. Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф.6:12-17)
За что ведется эта война?
Человеческие войны ведутся за ресурсы и территории, владычество и контроль. Разумеется, война между Богом и сатаной ведется не за это. Бог есть Творец всего видимого и невидимого, Он — неоспоримый Владыка мира, который Он создал и поддерживает в бытии. Сатана — всего-навсего падшее и мятежное творение. Но есть нечто гораздо более важное, чем вся вселенная, чем все звезды и галактики — бессмертные души людей. Именно за них и ведется борьба. Бог создал людей (как и ангелов) свободными и хочет привести их к вечной жизни в любви и радости; сатана стремится втянуть людей в своей мятеж, чтобы в итоге погубить их. Выражение «битва за умы и сердца» может звучать как штамп, но в данном случае это именно она — битва за души людей. Ни Бог, ни дьявол не интересуются геополитикой — вернее, интересуются ей лишь постольку, поскольку она как-то отражается на вечном спасении конкретных лиц. Ваша душа в глазах Бога гораздо важнее всего мира, всех его ресурсов и богатств, империй и царств, наций и военных союзов. Как говорит Господь, «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мар.8:36)
Единственная битва, которая имеет вечные последствия — это битва за души людей, потому что именно люди созданы для вечной жизни, которую могут навеки обрести — а могут и утратить. Поэтому война идет за Вашу душу — и души Ваших ближних. Дьявол, по ненависти к людям, определенно желает им и временных бедствий — но его главная цель состоит в том, чтобы погубить их бессмертные души.
Как? Отторгнув нас от общения со Христом — через грех и неверие. Каким оружием? Ложью.
Что же мы знаем о нашем враге?
Прежде всего, он — лжец. Как говорит Господь, «Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Иоан.8:44) Дьявол — опытный манипулятор. Он знает, как использовать людей — их надежды, страхи, мечты, обиды — против них самих. Он — мастер того, что в наши дни называют «психологической войной». Собственно, его война и носит психологический характер. Чтобы действовать в мире, он нуждается в помощи людей — которых использует в своих интересах и обманывает.
Он похож на мошенников-людей, которые знают как очаровать своих жертв, заручиться их полным доверием, воззвать к их лучшим чувствам и помочь им почувствовать себя буквально на седьмом небе — избранными, особенными, как внушить им ложные надежды и разжечь в них несбыточные ожидания. Принципиальная разница тут, однако, в том, что жертвы мошенников лишаются, чаще всего, денег и имущества, хотя и значительного — например, квартиры; а дьявол приходит, чтобы погубить бессмертную душу.
Дьявол умеет быть чрезвычайно привлекательным и убедительным; в отличие от того дельца из анекдота, который продавал холодильники эскимосам, он продает не просто бесполезные, а смертельно вредные вещи — смерть под видом жизни, ложь под видом правды, ад под видом рая.
Он знает, как довести людей до самой пламенной, самоотверженной веры в самую жалкую ложь. Он знает, как убедить национал-социалиста или большевика, что массовое убийство невинных людей — это замечательное дело, за которые потомки будут ему благодарны. Он знает, как внушить террористу, что взорвав себя вместе со случайными и невинным людьми, он попадет в рай.
Он знает, как заставить людей довериться обманщикам, как если бы они открывали истину, и губителям, как если бы они были спасителями.
Он всегда готов прийти на помощь человеку, который ищет оправдать свой грех и губительную глупость, ободрить и воодушевить тех, кто идет по пути погибели.
Он всегда может изобразить злобу праведным гневом, глупость — мудростью, преступление — подвигом. Он пропагандист столь блестящий, что все земные пропагандисты — жалкие подмастерья. Он умеет предложить каждому свою приманку — кого-то он постарается вовлечь в оккультизм, кого-то укрепить в твердокаменном материализме; кому-то станет внушать идеи национального превосходства, кому-то, напротив, мечту о братстве народов — только вот путь к этому братству он прочертит через реки крови.
Истина одна, устраивает ли она нас или нет; ложь может быть какой угодно — неудивительно, что разные формы лжи могут яростно бороться друг с другом; одна из любимых забав диавола — заставить людей ненавидеть, преследовать и убивать друга ради его выдумок, которыми он соблазнил обе стороны.
Поэтому так опасно бороться со злом — зло, с которым человек борется, может быть вполне реальным, тяжким, возмутительным — но при этом он сам может выступать на стороне другого зла. А дьявол при этом постарается снизить у человека критичность к его действиям — и действиям «своих». Поскольку я борюсь со «злом» я есть добро, а поскольку я есть добро — какие ко мне могут быть претензии?
Очень часто так бывало — и бывает — что люди борются с бесами под визгливый смех этих самых бесов. Потому что они в это время сидят у них на загривке.
Снимает ли эта изощренность дьявола ответственность с человека? Нет. Писание подразумевает, что человек может сказать «нет». Да и цель лукавого — погубить нашу душу, что было бы невозможно без нашего соучастия. Обольщение лукавого — это то, на что человек соглашается сам. Этот момент согласия человек может прятать от самого себя (в чем лукавый, несомненно, ему поможет) — но он есть.
Наступает момент, когда человек решает, что он охотнее будет слушаться дьявола, чем Бога. Или, поскольку дьявол никогда не подает визитной карточки — выбирает в качестве руководящей силы своей жизни кого-то или что-то, что не является Богом. Племя, нацию, теорию, идеологию, деньги, удовольствия.
Иногда вместо Бога человек может выбрать религию — да, дьявол может быть глубоко религиозен, даже ревностно благочестив. (Если вы думаете, что такое бывает только у мусульман, вы плохо знаете историю; современность, впрочем, тоже).
Плод веры. Православный публицист Сергей Худиев. Часть 1
Аудио |
Известный православный публицист Сергей Худиев размышляет о воцерковленности, праведном гневе, агрессии в обществе, религии как культурообразующем факторе и отношениях Церкви и государства. – Хочу начать наш разговор с такого вопроса. Сейчас в обществе очень большое влияние на умы наших сограждан имеют публицисты, колумнисты, те, кто часто выступают на телевидении, в прессе. Но это очень субъективный взгляд на происходящее в нашей стране, в мире. Вообще, можем ли мы доверять публицистам и колумнистам? Как стоит относиться к тем материалам, которые мы читаем и почему, как Вам кажется, Вашему мнению можно доверять, в том числе нашим православным согражданам?
– Я думаю, что, конечно, любой текст, все, что человек говорит, исходит из определенного взгляда на мир, из определенных представлений о правильном и неправильном. Я думаю, важно, чтобы это было, во-первых, оговорено, чтобы это было осознанно, потому что человек неизбежно исходит из какого-то мировоззрения. Не помню, чья фраза, что у человека всегда есть философия, просто он ее иногда не осознает. И вот это достаточно плохая ситуация, когда он ее не осознает, потому что он сам не знает, на чем он стоит, из чего он исходит.
Когда есть основание именно в виде православной веры, я думаю, очень важно понимать, что это такой фундамент, на который человек сознательно опирается. Я, как и другие православные публицисты, стараюсь опираться именно на этот фундамент. А так, конечно же, если говорить о доверии, то доверять надо Церкви, а я – просто частное лицо, которое имеет свое частное мнение, и, конечно же, мой голос здесь совещательный, я не ожидаю, что люди будут мне доверять, как какому-то авторитету.
– Вы написали, что Ваш приход к вере – это не история обращения, а история пути домой. Почему Вы так написали?
– Я приведу пример. Когда я был уже верующим человеком, я поехал в Оптину пустынь, был там первый раз в жизни. И меня поразило, что я – дома. Вот это было ощущение того, что я оказался в очень родном месте, которое мне даже более родное, чем тот городок, где я вырос, несмотря на то, что я в Оптиной первый раз.
Церковь – это наш родной дом в неком абсолютном смысле: и в смысле, может быть, более поверхностном, что это наш дом как русских людей, и в более глубоком, что это наш дом как людей, созданных по образу Божию и призванных к вечному спасению.
Важно понять, что Церковь – это то, для чего мы созданы вообще как люди, как человеческие существа. Псалмопевец говорит, обращаясь к Богу: «Ты соткал меня во чреве матери моей». Каждый из нас индивидуально создан Богом с определенной целью, и мы приходим к этой цели через Церковь, поэтому Церковь – это в абсолютном смысле родной дом.
– Позволю себе еще одну цитату. Вы пишете: «Мир наседает на нас со всех сторон с требованиями ненавидеть, гневаться, рваться уничтожить – во всех конфликтах пропаганда всех участвующих сторон возводит гнев и ненависть в священную обязанность».
Я абсолютно согласен с такой оценкой, но почему это происходит? Это мой первый вопрос, а второй: как в такой ситуации внешней агрессии вести себя православному человеку?
– Ну, происходит это потому, что это в падшей человеческой природе. Поскольку грех разрушил отношения с Богом, в человеке огромную власть получают страсти и, говоря современным языком, определенные психологические и даже биологические механизмы, когда человек испытывает потребность «вписаться», быть «со своим племенем», подчеркнуть свою лояльность. А это подчеркивается тем, что «я лоялен своей компании, потому что я ненавижу этих уродов из соседнего двора».
Ненависть – это способ приобрести чувство идентичности, чувство какой-то принадлежности. И это одно из трагических последствий грехопадения, потому что на самом деле человек создан для общения с Богом и для того, чтобы принадлежать Божиему народу, то есть Церкви. И мы находим свое подлинное предназначение тогда, когда мы «вписываемся» в Церковь, когда мы принадлежим Церкви, когда наш народ – это Божии святые.
В ситуации, когда человек этого не находит, у него остается потребность принадлежать, потребность быть частью народа; даже не народа, а племени, потому что бывают еще какие-то политические группы внутри народа. Это приводит к тому, что человек хочет обозначить свою принадлежность к определенному племени через ненависть, враждебность по отношению к внешним, чужакам. «Никогда мы не будем братьями» – это как раз способ отмежеваться, подчеркнуть лояльность «своим».
Реакция православного человека на это состоит вот в чем: «Какой мой долг перед Богом, чего я хочу добиться, какие мои цели?» То есть здесь мы можем противопоставить такие автоматические реакции, которые из человека выскакивают до того, как он вообще достиг какой-то моральной рефлексии. В Интернете была фраза: «Вы не рефлексируете, вы распространяете». Христианин должен рефлексировать: «Угодно ли это Богу? Чему это послужит?» Перед тем как что-то высказывать, вступать в какие-то препирательства, нужно войти в это рассуждение, ведь есть огромная аскетическая традиция испытания помыслов.
Трагедия человека современного (но, боюсь, что не только современного) – это то, что он плывет по течению: его злят – он злится, его соблазняют – он соблазняется, его пугают – он пугается, он реагирует как дернутый за веревочку. Вся православная традиция учит: да, нас многие будут пытаться дергать за веревочки, но мы должны различать помыслы и искать, что в данной ситуации угодно Богу.
– Согласитесь ли Вы с тем, что эта трагедия такой инерции связана с распространением именно средств массовой коммуникации, которые позволили нам быть одновременно везде и получить доступ в том числе к аккаунтам и профилям людей из совершенно разных стран и сообществ?
– Это, конечно же, проблема падшей человеческой природы. Она возникла не с появлением Интернета, но Интернет дал ей определенное выражение из-за того, что действительно скорость доставки информации становится очень высокой. Различные новостные источники конкурируют за то, чтобы принести информацию первыми, и это резко негативно сказывается на качестве, потому что нет времени проверять. Пока я буду проверять, другой новостной источник эту информацию выдаст, и все побегут к нему.
Также склонность выдавать какие-то скандальные пугающие заголовки. Мне одно время казалось, что, например, когда люди создают какие-то скандальные заголовки про Церковь, то они какие-то намеренные враги Церкви и это они делают сознательно. На самом деле, если посмотреть, скандальные заголовки абсолютно про все. То есть цель – спровоцировать человека, чтобы он «кликнул на ссылку» и увеличился трафик.
Эта ситуация конкуренции за внимание аудитории порождает ситуацию взвинченности и крика, каких-то бурных эмоций, причем негативных: гнев, возмущение, ярость. Я неоднократно сталкивался с тем, что появляется какая-то возмутительная история о каких-то возмутительных беззакониях, и народ бегает, негодует, требует крови злодеев. А потом появляются дополнительные данные, и оказывается, что это совершенно другая точка зрения, и другие люди считают, что все было не так, и совершенно по-другому распределяются роли злодеев и героев. Что можно сказать со стороны: нужно внимательно разбираться, внимательно выслушивать обе стороны.
Но в Интернете люди бывают склонны… Знаете, есть такое ироническое выражение – «всеведущий блоггер», когда человек прочитал какое-то сообщение в Интернете, и для него уже все прозрачно, насквозь ясно, что произошло и кто виноват. Ситуация распространения слухов, о которых еще Ветхий Завет говорит: «Не ходи переносчиком в народе твоем», в Интернете приобретает абсолютно взрывной характер.
«А вот я слышал…» – и это побежало. «А вот я сидел с какими-то людьми разговаривал, они мне сказали…», «У моей знакомой знакомая уборщица в ФСБ, она слышала, как там…» – и тому подобная крайне недостоверная информация разносится со страшной силой. И потом, когда человек убеждается, что это фальшивка и чепуха, он говорит: «Ну, все равно же они гады, все равно же они плохие». То есть низкая заинтересованность в истине – это, конечно, большая беда Интернета.
– Если говорить о сопричастности некому сообществу, более широко – народу, известна статистика о том, что в России восемьдесят процентов наших сограждан считают себя православными. Реально в жизни Церкви участвуют, по разным данным, пять-шесть процентов. Но этот фактор самоидентификации для людей очень важен. И Святейший Патриарх Кирилл говорил о необходимости преодоления этого разрыва. Насколько это возможно, как Вы считаете? И готовы ли те восемьдесят процентов, которые считают себя православными, реально идти в Церковь?
– Тут очень важно использовать этот миссионерский ресурс. Важно помочь людям, которые себя каким-то образом идентифицируют с православной традицией, прийти в Церковь. Тут, конечно же, понадобятся огромные усилия для того, чтобы людей наставлять просто в основах веры. Недавно я прочитал о том, что у нас в Думе буксуют, не удаются попытки вывести аборты из медицинского страхования – очевидно, потому, что у нас даже на верхних этажах власти есть люди, готовые себя отождествлять с православием, но совершенно не готовые предпринимать какие-то шаги, которые свидетельствовали бы об их христианской этике.
В общем-то, их даже трудно в чем-то упрекать, потому что это люди непросвещенные, которые не наставлены в православной вере. Нам всем стоит прилагать усилия. Нельзя сказать, что они не прилагаются, но очень важно наращивать усилия именно в том направлении, чтобы наставлять людей в вере.
– Здесь-то ситуация сложнее. Вопрос ведь не только в личностной позиции людей, принимающих решения. Те люди, которые находятся у власти, свои решения основывают в том числе на мнении наших сограждан. И конкретно в вопросе об абортах мы знаем, что общественное мнение как раз далеко не в подавляющем большинстве согласно с предложением о выводе абортов из системы обязательного медицинского страхования. И люди, принимающие решения, ссылаются на то, что они не могут пойти против мнения народа.
– Действительно, мнение народа таково, и это свидетельство того, что очень часто люди вообще не видят связи между православием и тем, что существуют определенные этические нормы, которым надлежит следовать: нельзя убивать ребенка во чреве, нельзя бросать жену, нельзя еще некоторые вещи делать. Проблема, как мне видится, носит мировоззренческий характер. В православии все этические требования укоренены в картине мира: у нас есть определенное место в мироздании, определенная цель и предназначение. Человек создан для вечной жизни, он должен достигнуть вечного спасения через веру, которая проявляется, в частности, в хранении заповедей Божиих.
Для обычного нашего телезрителя, к сожалению, все это достаточно непонятно, то есть сам разговор о вечной жизни для него достаточно новый, сам разговор о Христе Спасителе для него достаточно новый. И я думаю, что важно просто заниматься проповедью, благовествованием и рассказывать людям о том, Кто такой Христос, что Он сделал, каково наше место и предназначение на земле.
– Продолжая тему мировоззрения. Очень много критических высказываний звучит о том, что власть воспринимает православие как идеологию. И у Вас были на этот счет статьи и комментарии. Насколько это соответствует действительности и в чем опасность того, что люди, находящиеся на вершинах власти, действительно могут воспринимать православие как некую скрепу, которая в виде культурообразующего фактора скрепляет наш народ, и не более того?
– Вообще говоря, у Церкви и у государства есть определенная, скажем так, пересекающаяся цель. Конечно, мы все хотим жить в условиях гражданского мира, мы все понимаем, что гражданская смута или революция – это страшная катастрофа, что все те проблемы, которые были перед революцией и ее вызвали, очень сильно меркнут по сравнению с теми бедствиями, которые наступают потом. И мы это видим на примере самых разных революций, на примере украинского Майдана. Конечно же, Церковь, как и все благоразумные граждане, выступает за государственную стабильность, и в этом отношении интересы Церкви и интересы государства совпадают. В этом отношении возможно взаимодействие, возможно сотрудничество.
Я не считаю, что Церковь и государство должны друг от друга шарахаться. Этого, собственно, и не происходит, они нормально сотрудничают. Скажем, родина секуляризма – Франция, где есть католические школы, которые финансирует государство. В Соединенных Штатах, где очень тщательно выдерживается принцип отделения Церкви от государства, есть католические госпитали, которые тоже в значительной степени финансирует государство. И сейчас там время от времени местные атеисты требуют, чтобы заставляли в этих госпиталях делать аборты или прекратили государственное финансирование. Но пока атеисты не преуспели, пока это сотрудничество продолжается. То есть в принципе в социальной работе, в том, что касается поддержания гражданского мира, гражданской стабильности, сотрудничество возможно, уместно, и его совершенно не нужно пугаться, это совершенно нормально.
Конечно, восприятие Церкви прежде всего именно как элемента национальной идентичности свойственно не только властям, это свойственно населению в целом. И я думаю, что и население, и власти нуждаются в проповеди Благой Вести, Евангелия. Думаю, что Церковь должна поступать, как апостол говорит: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми», то есть со всеми искать мира, сотрудничества, в том числе, конечно, и с государственной властью.
– Приведу еще одну Вашу цитату, как раз к вопросу о революциях. Вы пишете: «…этика революционера является чудовищным извращением. Конфликт между революционерами и Церковью неизбежен – и Церковь в нем права». В этой связи не могу не вспомнить мнение некоторых экспертов, которые считают события конца 1980-х – начала 1990-х годов революцией. Насколько Вы согласны с такой оценкой? И если это революция, то каково должно быть отношение Церкви к этим событиям?
– Я думаю, что это скорее контрреволюция. Это было падение идеологии, которая была принципиально в своих основаниях безбожной, прямо это декларировала и в своих практических действиях переходила от прямого истребления Церкви в ранний период к ее суровой дискриминации в более поздний. Это был откровенно антицерковный политический режим, и то, что сама по себе эта идеология ушла, есть несомненное благо.
Другое дело, конечно, что вместе с этой идеологией распалось государство. Я, помню, приводил такой пример. Если корабль потерпел крушение, люди плавают, цепляются за какие-то обломки – это катастрофа независимо от того, хороши ли были порядки на борту и насколько этот корабль был комфортабельным. Да, конечно, катастрофа. Но то, что стала возможной свободная проповедь слова Божия и Церковь получила возможность невозбранно нести свое служение, настолько важно, что эти события и, я думаю, в целом сам уход идеологии нужно оценить позитивно.
– Вы активно участвуете в достаточно острых дискуссиях, как раз связанных с оценкой советского периода. Я позволю себе привести еще одну Вашу цитату: «Если человек согласился считать своими героями участников Холокоста и волынской резни – он отказался от некоторых базовых представлений о справедливости и человечности. Увы, такие люди никогда не построят гуманного и процветающего общества. Ровно то же самое справедливо в отношении людей, прославляющих Сталина». Достаточно жесткое заявление с учетом тех мнений разных экспертов, публицистов, которые говорят о том, что как раз Сталин – это пусть и зло, но с определенным знаком плюс.
– Не бывает зла со знаком плюс, и очень важно, чтобы мы исходили из нравственной оценки. То есть для нас как православных людей могущество державы не является абсолютным приоритетом. Могущество державы – это хорошо, это ценность, мы не смотрим на это негативно, нет. Империя, которая поддерживает порядок, позволяет подданным проводить жизнь тихо и безмятежно, во всяком благочестии и чистоте, – это хорошо, и Церковь это исторически рассматривает как благо. Но Советский Союз, особенно времен Сталина, не позволял своим подданным проводить жизнь безмятежную, в благочестии и чистоте (с благочестием дело особенно плохо обстояло). Поэтому Сталина мы можем оценивать только как чрезвычайно свирепого гонителя Церкви.
Конечно, я понимаю позицию людей, которые… Так, к сожалению, устроена человеческая психология, что человек склонен метаться между двумя полюсами. Я понимаю, есть такие критики Сталина, которым, для дела развенчания Сталина, гораздо лучше было бы замолчать. Когда рассказывают, что Сталин равен Гитлеру или хуже Гитлера, это чепуха; он не хуже Гитлера, Гитлер намного хуже. Но тем не менее это чрезвычайно жестокий и беззаконный человек, который восседал над атеистической диктатурой.
Нам достаточно открыть книгу «Шпионам и изменникам нет и не будет пощады» – это сборник статей из официальной советской прессы, и там написано про разоблачение каких-то шпионов и изменников, которые намеренно делали опечатки в советских газетах. Ситуация, когда за опечатку человека могут объявить изменником и подвергнуть репрессиям, – это ситуация чудовищной несправедливости, в которой множество православных людей (и это факт, который невозможно отрицать) были убиты государством. Это ситуация, которую православный христианин может оценивать только резко негативно.
Другое дело, что мы совершенно не обязаны при этом говорить, что в советский период были одни злодеи. Нет, конечно. Мы можем позитивно оценивать Гагарина и, конечно же, подвиг нашего народа в Великой Отечественной войне. Были люди, которые честно исполняли свой долг, защищали страну, совершали научные открытия, делали что-то, достойное похвалы, и мы можем их похвалить с чистой совестью. Другое дело, что это ни в коем случае не Иосиф Сталин, не Феликс Эдмундович Дзержинский.
Мы не должны оценивать весь период и всех людей, которые в нем жили, как-то одинаково. Мы должны оценивать, как Христос говорит: «Не судите по наружности, а судите судом праведным». Нужно признать все-таки злодеев злодеями, героев – героями; людей, которые чего-то доброго и похвального достигли, можно похвалить. Но это точно не Сталин, не Дзержинский, не Ежов, не другие подобные личности.
– В этой связи я приведу еще одну Вашу цитату как раз в развитие Вашей предыдущей мысли: «…призывы к “национальному покаянию” за грехи большевиков порождают тяжелое культурное непонимание, оказываются не только непонятыми, но понятыми превратно». Поясните это. Но для меня это в русле той логики, о которой Вы говорили только что.
– Человек может каяться в своих личных грехах. Если я говорю, что я решительно осуждаю действия каких-то других людей – Сталина, Дзержинского, Ленина, Троцкого, – это никоим образом не покаяние. Может быть, это совершенно справедливо, но это абсолютно другое действие. Покаяние всегда совершается перед Богом. То есть в светском контексте «покаяние» – это получается довольно абсурдное понятие.
Проблема в том, что в светском контексте нам предлагают покаяться перед какой-то группой людей. Часто под словом «покаяние» подразумевается «признайте правоту какой-то другой группы людей», но это же не покаяние. Покаяние – это признание своей вины перед Богом, и это нечто очень личное. Выразить, допустим, какое-то негативное отношение к определенным событиям и лицам отечественной истории – это несколько другое явление, это не является именно покаянием в собственном смысле слова.
Ведущий Александр Гатилин
Записала Екатерина Самсонова
