Иеродиакон Илиодор: «На том свете первый вопрос будет: ‟Был ли ты на земле человеком?”»

Илиодор (Гайриянц)
(1947 — 2020), иеродиакон Родился 23 июня 1947 года в городе Баку. Святое Крещение принял в августе того же года с именем Георгий в честь великомученика Георгия Победоносца.

В 1966-1969 годах проходил срочную службу в войсках противовоздушной обороны в городе Гвардейске Калининградской области.

Получил высшее экономическое образование в Московском Всероссийском заочном финансово-экономическом институте.

С 1989 года нёс послушания в Оптиной пустыни.

28 августа 1990 года принял иноческий постриг с именем Феофил в честь одного из сорока Севастийских мучеников от архимандрита Евлогия (Смирнова).

4 декабря 1990 года был рукоположен сан иеродиакона патриархом Алексием II.

7 апреля 1994 года был пострижен в монашество с наречением имени в честь мученика Илиодора Магидского во Введенском соборе Оптиной пустыни архимандритом Венедиктом (Пеньковым).

Организовывал крестные ходы. Благодаря его молитвам и трудам был построен не один храм: в частности, он покровительствовал Успенскому храму в селе Озёрском (Подборки) и его восстановлению после пожара. Был соратником отца Илия (Ноздрина), которого сопровождал почти во всех поездках. Помогал всем без исключения, кто бы к нему ни обратился. К концу земной жизни считался одним из самых известных иеродиаконов России; не просто знаменитым монахом, но и помощником, подвижником и духовным отцом.

Последние недели земной жизни провёл в больнице — коронавирус обострил хронические заболевания. Скончался ранним утром 26 октября 2020 года, на 74-м году жизни.

Оценки

«Отец Илиодор никогда не оставался равнодушным, если знал, что у человека беда. Помогал любому, не было никакой грани. Все нуждающиеся бежали к нему, знали, что откликнется, поможет. Около него всегда была толпа людей, которые любили и надеялись на него. У отца Илиодора всегда под мантией были сумочки, в которых он носил гостинцы. Когда к нему подходили, то всегда раздавал, никто не уходил без подарка
» [1].

«Чтобы не спать, он всю ночь что-то делал. Бывало, не выдерживал без сна: братья рассказывали, что приходя на полуночницу в храм, наблюдали, что батюшка во время поклона засыпал. Но всегда занимался самоуничижением, не давал себе расслабиться

» [1].

«Никогда не было случая, чтобы он не помог тому, кто нуждался. У него телефон просто не умолкал. Всегда жил всеми. Я бывал с ним в братской трапезной. Ел он очень мало, зато других кормить старался до отвала. Заботился, ну как мать о нас, чадах. […] А как он музицировал, как играл!.. У отца Дмитрия дома есть пианино, и батюшка, когда приходил к нему в гости, то всегда садился за инструмент и играл

» [2].

На 74 году жизни почил иеродиакон Илиодор

27 Октябрь 2020

26 октября 2022 года, в день празднования Иверской иконы Божией Матери, на 74-м году жизни отошел ко Господу иеродиакон Илиодор (Гайриянц), насельник Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь.

Отец Илиодор родился 23 июня 1947 года в Баку. Святое Крещение принял в августе 1947 года с именем Георгий в честь святого великомученика Георгия Победоносца.

С 1966 по 1969 гг. проходил срочную службу в войсках противовоздушной обороны в г. Гвардейск Калининградской области.

Получил высшее экономическое образование в московском Всероссийском заочном финансово-экономическом институте.

В монастыре Оптина пустынь нес послушания с 1989 года. Иноческий постриг с именем Феофил в честь одного из сорока Севастийских мучеников принял 28 августа 1990 года от архимандрита Евлогия (Смирнова † 22.07.2020).

Монашеский постриг будущего иеродиакона Илиодора совершил 7 апреля 1994 года во Введенском соборе архимандрит Венедикт (Пеньков † 22.01.2018). Отец Илиодор был пострижен в честь мученика Илиодора (память 2 декабря).

4 декабря 1990 года Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II был рукоположен сан иеродиакона.

В 1992 году получил право ношения двойного ораря.

В среду, 28 октября 2022 года, после поздней Литургии состоится отпевание в Казанском храме.

***«Первый человек, которого я встретил в Оптиной» – часто можно услышать об отце Илиодоре от тех, кто в эти дни с любовью молятся, чтобы Господь принял его душу в селениях праведных.

Самой востребованной в наше время и, возможно, самой редкой, стала добродетель милосердия. Может быть, именно поэтому так запоминаются люди, стяжавшие ее при жизни. Несомненно, одним из них был иеродиакон Илиодор. Те, кто приезжал в Оптину, конечно же, хотели приобщиться оптинскому духу – духу старчества, молитвы, милосердия и сострадания – почувствовать благодатную помощь монастырских святынь, дать уставшей от бурь житейского моря человеческой душе то, в чем она больше всего нуждается. Даже если сам человек еще не вполне осознавал эту потребность. И, словно откликаясь на сердечный запрос, появлялся перед паломниками отец Илиодор. В годы, когда еще не так развиты были экскурсионная и паломническая службы монастыря, он рассказывал приезжавшим об Оптиной и ее старцах, показывал, где находятся их мощи, выслушивал и утешал людей, предлагал вместе помолиться, помогал получить духовный совет тем, кто в нем нуждался. Многие помнят его «бездонные» карманы, где умещалось столько яблок, конфет, игрушек, что хватало на всех, с кем он встречался. Никто не уходил от него неутешенным. Для многих людей монастырь Оптина пустынь начался с общения с отцом Илиодором и навсегда остался духовной родиной. Именно эта первая встреча стала для них отправной точкой пути к Богу.

А в повседневной жизни окружающим казалось, что отец Илиодор участвует вообще во всех добрых делах, которые только можно себе представить. Насельники монастыря с благодарностью вспоминают, как он старался помогать больным и немощным, трудники – его шоколадки и апельсины, которых, наверное, поначалу все же не хватает мирским людям, приехавшим в монастырь на послушания. Он вдохновлял благотворителей жертвовать средства на строящиеся храмы, помогал детским домам, богадельням, православной гимназии, многодетным и малоимущим… Его щедрая душа отдавала все, что имела, – силы, время, средства, – все, что сама по молитвам получала в избытке от Господа и Царицы Небесной в ответ на подвижническую жизнь и искреннюю молитву.

Братия и те, кто часто приезжал в монастырь, знали, как иеродиакон Илиодор любил молиться. Ежедневно после вечерней службы батюшка вместе с прихожанами и паломниками пел акафист Царице Небесной, участвовал в молебнах старцам и преподобному Амвросию Оптинскому, часто его можно было встретить в часовне на месте погребения убиенных оптинских братий – иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта. А после молитвы он всегда старался сказать людям что-то душеполезное. Запомнилось впечатление одной паломницы, которая рассказывала о том, как отец Илиодор воскликнул, отвечая на чью-то реплику: «Как же не стыдно женщине в 60 лет говорить «я не знаю, как молиться». А кто же знает тогда? У батюшки Илия прóсите молитв, чтобы у самих было время телевизор посмотреть?.. А разве святые смотрели телевизор?! Или батюшка Илий смотрит разве?!»

Источник

Нравится

• < Назад
• Вперёд >

Использованные материалы

• «Он чувствовал, когда человеку плохо, и приходил сам». Монахи и миряне вспоминают иеродиакона Оптиной пустыни Илиодора Гайриянца // газета Козельск
  , 26 октября 2022:

[1] Свидетельство игумена Михаил, наместника пустыни Спаса Нерукотворного села Клыково, цит. по ст. «Он чувствовал, когда человеку плохо, и приходил сам». Монахи и миряне вспоминают иеродиакона Оптиной пустыни Илиодора Гайриянца // газета Козельск

, 26 октября 2022,

[2] Свидетельство Самуила, духовного чада иеродиакона Илиодора, руководителя социального благотворительного фонда «Покров», цит. по ст. «Он чувствовал, когда человеку плохо, и приходил сам». Монахи и миряне вспоминают иеродиакона Оптиной пустыни Илиодора Гайриянца // газета Козельск

, 26 октября 2022,

Иеродиакон Илиодор: «На том свете первый вопрос будет: ‟Был ли ты на земле человеком?”»

«Радуйся, благая Вратарнице, двери райския верным отверзающая!» – кто не помнит его раскатистых напевов. Рядом с ним распевались даже самые непевучие. И потом еще долго после акафистов, везде и всюду инициируемых отцом Илиодором, душа пела и ликовала.

Это апостол такого радостного, трезвонящего этим благовестием, главного человеческого счастья – быть с Богом, под Покровом Пресвятой Богородицы. Вот на Иверскую Вратарницу Божия Матерь и впустила его в райские обители. Как и 40 дней приходятся на Введение во храм Пресвятой Богородицы – престольный праздник Введенской Оптиной пустыни.

Отец Илиодор завещал нам: «Всем надо обязательно использовать то время, которое Господь отпускает каждому человеку: 24 часа в сутки!» В том числе и на отдых. Публикуем его слово, записанное некогда за чашкой чая.

Когда человеку хорошо?

Часто человек долго ищет себя. Так и я бродил по жизни лет до 40: туда ткнусь, сюда… А потом Господь привел в лавру. И я всё понял! Ну, раз понял, – всё, вперед! Так я и принял монашество. Остался там, в обители. Стал молиться, как полагается. Вот тут и стали открываться тайны да премудрости нашего бытия, отношений с Богом. Вся наша жизнь – в руках у Бога. Наладить отношения с Богом – вот и все, что нам надо. Все остальное приложится (ср. Мф. 6, 33).

Над умными есть разумные, над разумными есть мудрые, над мудрыми есть премудрые, а над премудрыми – святая простота. Но это уже высший пилотаж. У Бога-то вообще всё просто. «Где просто, там ангелов со сто, где мудрено, там ни одного», – как батюшка Амвросий наш Оптинский говорил. Это мы, люди, сами всё себе усложняем. «Креста для человека Бог не творит. И как ни тяжек бывает у иного человека крест, который несет он в жизни, а все же дерево, из которого он сделан, всегда вырастает на почве его сердца», – наставлял, и, показывая на сердце, добавит: «Древо при исходищах вод, бурлят там воды», – то есть, значит, страсти. От этого и все наши беды.

А что такое святость? Внешне это люди скромные, простые, добрые, доступные, непосредственные, доброжелательные, незлобивые. Если человек ни на кого не озлобляется, это уже, считай, что святой. Если никого не судит, не осуждает. «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение», – кто этих слов батюшки Амвросия не знает? Не ищи себе ни чести, ни славы. А сам ко всем будь снисходителен, внимателен. Всех люби… Да просто начни так поступать, и будешь уже мир в душе иметь. Если нет в тебе любви, так ты делай дела любви, хотя бы и без любви, а Бог уже, видя твое желание и страдание, даст любовь твоему сердцу, – как оптинские старцы наставляют.

Ведь когда человеку хорошо? Не когда его любят, а когда он сам любит. Тогда ему всё хорошо: и погода прекрасная, и люди вокруг все такие замечательные собрались… А когда он не любит, всё ему не так, тяжело, невмоготу. Господь потому и дает заповедь: «Да любите [же] друг друга» (Ин. 13, 34).

Без любви ничто не имеет смысла

Говорят: мир погибнет, когда иссякнет любовь. Без любви никак. Почему разрушится мир? Потому что без любви ничто не имеет смысла. Если любви нет, то многие бедствия могут начаться, чтобы хотя бы чуть-чуть привести в чувство людей. Все – в воле Божией. Бывали и пророчества, а если люди каялись, – Господь менял решение. Нашлось бы на Содом и Гоморру 10 праведников, по пять на каждый город хотя бы, тех, кто просто каялся, – не уничтожил бы Бог эти города (Быт. 18, 32)!

Надо всем нам обязательно использовать то время, которое Господь отпускает каждому человеку, а именно: 24 часа в сутки! Ровно столько дается и Патриарху, и любому. Вот как ты распорядишься, так оно и будет. Как говорят в народе: каждый человек – строитель своего счастья и несчастья. Надо так, чтобы не обстоятельства им располагали, а чтобы он руководил обстоятельствами. А то начинается: привычка – вторая натура, жена – дура… Это всё отговорки.

У человека три основные обязанности: если он семейный, – семья. Потом работа – без работы мужику нельзя, у женщин – свои хлопоты: дети, дом. И третье – Церковь. То есть Церковь, конечно, должна быть в приоритете. Когда Бог на первом месте – все остальное на своем. Но это же надо, чтобы человек еще дозрел до этого. А то у многих и семья-то из поля зрения выпадает… «А вот, он все работает, работает, а мы его дома не видим», – то и дело со всех сторон. И кому она нужна тогда, такая жизнь?

Отдыхать надо, потому что Господь заповедал и Своим примером освятил не только шесть дней труда, но и седьмой – отдыха (про это у святителя Николая Сербского хорошо написано). Заповеди надо исполнять. Но и отдых – тоже не самоцель, как думают некоторые. Сейчас много перекосов: то трудоголизм, то прожигание жизни…Это от бессмыслицы. Потому что если в жизни нет любви, она действительно лишена смысла.

С людей невоцерковленных какой спрос? Они не понимают сути жизни. А вот когда христиане отдаляются от Церкви – вот это уже беда. «Раб, ведевый волю господина своего, и не уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много» (Лк. 12, 47). И как ведь только не оправдывают себя: «Да мы, мол, тогда не могли, а то, что сейчас опоздали, это ничего… Господь простит». А потом – болячки, скорби.

Жить, чтобы подготовиться к вечности

«В скорбях помолишься Богу, и отойдут, а болезни и палкой не отгонишь», – преподобный Амвросий говорил. Исцеление часто для укрепления в вере дается. Знаю такую Надежду. Она сама из Финляндии. Заболела саркомой. Ей врачи дали: месяц-два доживать. Она продала все, что имела, и поехала по святым местам. Молилась у мощей, прикладывалась к святыням, чудотворным образам, стала вести христианский образ жизни, помогать другим, исповедовалась, причащалась, соборовалась. Потом этим маслом после соборования, не ленилась, помазывалась ежедневно, и другими маслицами, освященными у святых мощей, икон. Святую воду пила, без просфорки день не начинала, в источниках святых окуналась. Стала верующим человеком. Ей уже не до скепсиса было: мол, зачем все это надо… А врачи поверить не могли:

– Где же вы лечитесь?

– А у меня святое масло, святая вода, просфорочки… – вот так прямо и отвечала.

– Да?! Ну-у… – переглядывались медики.

Но она прожила еще 12 лет! И ей этой дюжины еще отпущенных лет хватило, чтобы подготовиться к вечности. Ушла она уже очень просто и легко из этого мира. Спастись, как говорил преподобный Амвросий, нетрудно, но премудро. Хуже, когда болезни уже верующим посылаются…

Неужели Бог не остановит?

Чего только не накуролесит человек в жизни. А к Богу обратиться – ну, никак! А все по гордости. Ну, как же? Это все советская власть так человека извратила. А когда такие безбожники и сейчас во власть пролезут, – караул!

Вон Зюганова послушайте: я вам то дам, я вам это обеспечу… А кто ты, собственно, такой?! Ты, что ли, природные ресурсы создал? Мы уже знаем, проходили, что и как вы умеете обещать: светлое будущее и пр. Так дали, что аж до сих пор икается. Завтра вынесут любого такого обещателя вперед ногами, вот и все твои раздачи даров. Видел мир таких: и Гитлера, и Сталина, и Ленина… и нет никого их.

А Бог есть, был и будет, – вот и вся аксиома. Он – Единый Вседержитель.

А человека власть портит, слаб человек. Вон у оптинских старцев надо брать пример: какие они всегда были кроткие. Их и сильные мира сего слушались, а старцы сами смиренными оставались. А коммунисты оптинских старцев «врагами народа» объявили. А кто в итоге-то врагом оказался?

У нас, как ни крути, ни верти, – пока мы не осудим все то зло, которое в стране в XX веке происходило, все эти преступления коммуняк перед народом, пока мы не снимем всех этих идолов по стране с пьедесталов, не уберем имена палачей-террористов с названий улиц, площадей, метро, библиотек и пр., – какое нам возрождение? А сейчас что – машина не машина, курорт не курорт… Куда мы катимся? Неужели Бог не остановит? Так же долго продолжаться не будет. Такое же уже было – перед революцией. С ее еще наследием не разобрались…

По земле Божией ходят, воздухом Божиим дышат, солнцем Божиим греются… А прославляют этого идола? Его трупу в Мавзолее поклоняться ходят, венки возлагают? «А вот, мне пенсию…». Какую тебе пенсию, если этот ваш кумир миллионы человек сгноил? Какую тебе пенсию, их кровью политую?

Начинают еще защищать эту идеологию. «Ты хоть знаешь, что такое коммунизм в действии?» – спрашиваю упитанного такого господина, хорошо одетого. «Светлое будущее», – отвечает. И не стыдно еще ему.

У нас же по-мирному. Ну, не верит человек в Бога и не верит. Не дано ему. Что с него возьмешь? Это как, бывало, спросишь у коммуниста: «Ты не веришь в Бога?» – «Не верю». – «Ты коммунист?» – «Да, коммунист». – «Ну, дай Бог тебе 1000 лет здоровья. А я верую».

Ну, казалось бы, и что дальше? Так ведь нет: сам не верю – и из тебя веру выбью. Будешь верить, тебя наш Феликс Эдмундович расстреляет. Ты – «враг народа».

«Ну, хорошо, – помню, спрашиваю у коммунистов, – вы веруете?» – «Мы не веруем, у нас свои идеалы». – «Да-да, конечно. Вера – это свободный выбор человека. Вот, надо заставлять веровать детей в Бога?» – «Нет». – «И взрослых?» – «Нет, конечно». – «А вот, заставлять не веровать можно?!» Смотрю, краснеют… «Ах ты какой, – думаю, – Бога нет, а ты, значит, есть, да?» С ними разговаривать бесполезно.

Любить всех и каждого

Мы, христиане, всегда должны оставаться, по образу Христову, непоколебимыми. Что бы с Господом ни делали, как бы ни предавали Его, ни издевались над Ним, Он продолжал любить всех и каждого. А виноватые понесут наказание. Сами же себя и наказывают. А мы не должны отвечать на зло злом. Даже больше того, призваны жалеть этих бедолаг. Главного-то им не досталось. Все новомученики, над которыми изгалялись и которых расстреливали, молились за палачей: «Не ведают, что творят» (Лк. 23, 34).

Даже Царь Николай просил: передайте, чтобы никому за меня не мстили… «Он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет ещё сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь…» – Великая княжна Ольга передавала… Вот это высота! А вся эта злость, ненависть – это все, конечно, болезнь. Если человек отрицает Бога, не видит солнышка, не любуется красотой неба, природы, нет у него родственных чувств, нежности по отношению пусть и к чужим, но детям… Коммунисты же и детей без родителей оставляли, или выгоняли всех на мороз, или увозили в Сибирь без вещей, без съестных припасов. Женщин с грудными детьми на руках, стариков прямо так на пустыре каком-нибудь высаживали… Если у человека даже сострадания нет, то какой же это человек? Хуже скота.

Все-таки и хищники пожалеть умеют. Сколько известно случаев, когда даже волчицы выхаживают детенышей какого-то другого вида животных, спасают, вылизывают, кормят своим молоком. Что тут скажешь про тех, для кого законы всего сущего недействительны? Эти люди уже при жизни мертвы. Таких только пожалеть и можно. Святые, старцы молились о них.

Великая княгиня Елизавета Феодоровна ходила, перевязывала. Ходила по подворотням, специально разыскивала их… Кто сейчас из девушек светских да состоявшихся в карьерном плане модниц на такое способен? Длина ресниц, длина ногтей… Хотя есть, конечно, и сегодня подвижницы, в той же больнице Святителя Алексия. Есть крестоносицы.

Безнадежных и готовых только так отсюда забирают

Помните, как преподобный Макарий послал вперед своего ученика? Тот встретил жреца, отчитал его как следует, язычник избил этого витийствующего неофита. А следом старец шел да пожалел этого заблудшего… Поприветствовал трудолюбивца, тот и умилился. Признался, что побил только что назвавшего его «демоном»… Тут святой Макарий и увидел своего ученика…

Все равно все мы, люди, – творения Божии. Если Господь длит еще чью-то жизнь, значит, и для этого человека еще не закрыта возможность спасения. Всех безнадежных или уже готовых (если у них нет тут особого поручения) только так отсюда забирают. Вся наша жизнь – в руках Божиих.

Все мы – человеки. Так и надо по-человечески относиться друг к другу. Это принцип сосуществования. Хотя бы так строить общество. Не обманывать, не воровать, не убивать друг друга – это же общечеловеческая этика. Да и Господь же все просто изложил: чего ты не желаешь себе, не делай другому – вот и всё (Мф. 7, 12). Любить всех – это уж для совершенных.

Но мы, христиане, и призваны к совершенству (ср. Мф. 5, 48). Мы – «свет мира» (Мф. 5, 14). Как солнышко светит на всех, невзирая, добрый он, злой, – там и мы должны стараться всем делать добро. Молиться вместе с инославными, иноверцами мы не можем: это преступление против веры, а вот делать добро всем – и можем, и должны: и мусульманам, и католикам, и иудеям, и атеистам, и коммунистам. Относиться ко всем просто по-человечески.

Рождение в вечность и первый крик души

Когда на тот свет каждый из нас попадает, там первый вопрос такой будет: был ли ты на земле человеком? «Первая заповедь – будь человеком». Вот по ней нас и будут спрашивать прежде всего, мне так кажется. Когда душа попадает в область вечности, она видит Творца, и первое, что у нее вырывается: «Господи, помилуй!» Веровал ты там при жизни, не веровал, просто вопишь ко Христу… Ребенок, когда рождается, у него самопроизвольно вырывается крик, – он кричит! Вот точно также и душа, а она – христианка.

И вот она орёт-надрывается: «Господи, помилуй!» А в ответ – это все изложено в Евангелии: а ты миловал других? Напоил, накормил, приютил, посетил, помог в беде? Даже если ты самарянин, – веруешь там как-то неправильно, – но это-то ты мог сделать?

Так, и в Великую Отечественную войну, допустим, мусульманин, рискуя собою, с поля боя товарищей вытаскивает одного за другим, пополз за следующим и сам подорвался. Он, что, «не за други своя» умер? Заповедь не исполнил? А если ты православный, да тебе благословения подождать в какой-нибудь экстренной ситуации надо было… Кто из вас на поверку оказался христианин?

Господь с нас будет спрашивать в первую очередь ЧЕ-ЛО-ВЕЧ-НОСТЬ. На втором месте будет уже вопрос веры. Он тоже будет. Но на первом будет: человечность. Почему? Потому что мы – человеки.

Вот, смотрите, бывает, собака подошла: «Аррррр» – «Стой там». Она покушала, всё не съест, и отошла. А потом подходит другая собачка, тоже кушает, но и не более того, что может съесть: свое набрала и отходит. Это у собак. А человек, который знает, что у него есть, он не голодный: у него и на сегодня, и на завтра, и на десятилетия вперед… А он все хапает и хапает, гребет и гребет под себя. Все же тоже в Евангелие написано: «Безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал ecu, кому будут?» (Лк. 12, 20).

Даже в жизни одного человека всякие катаклизмы происходят: сейчас ты на гребне волны, а в следующий момент что с тобой? А ты о других думал, когда у тебя самого всего было в достатке? Сегодня штиль, а завтра буря…

Сказок, что ли, люди не читают? Историю не знают?

Надо вернуться к традиционному укладу. Когда в семье лад, не нужен и клад. Женщину надо поставить на свое место. По сколько раньше детей рожали? Да потому что смирение было. А большевики со своей эмансипацией развратили женщин. И началось: «Не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть вольною царицей…» – «Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою…». Всё мужиков за золотыми рыбками гоняют?

Вот, женщина спасется чадородием (ср. 1 Тим. 2, 15). И где они, эти чада?

Это всё звенья одной цепи: безбожие ведет к вымиранию. Кто первый в истории человечества легализировал аборты? Ленин. В нашей стране. Нация теперь вымирает, а ему почести воздают?

Это же все с тех же послереволюционных лет: «долой стыд» и всё такое. Бога нет, делай, что хочешь. На той «женись», разонравилась – на этой, там третья подрастет. Однополые извращения. Свобода же, всё можно. Гуляй Вася.

«Что, на тебя мама кричит? Папа что-то не так сказал? Ты звони. Всегда твоя – ювенальная юстиция». Павлики Морозовы – мы же это уже проходили!

Сказок, что ли, люди не читают? Историю не знают? Если уж не до Евангелия им, то хотя бы что-то должны знать? Стихи какие-нибудь:

Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: – Что такое хорошо? И что такое плохо?

Ну, какое-то же представление должно быть о добре и зле? Это как на зону придешь, а там зэки: «Ой, а нас никаким заповедям не учили… В Церковь мы не ходили…» – «Ну, и что теперь? – спрашиваю. – Надо было воровать? Убивать? За что сидишь?» Тут уж смотрят, разговор так прямо пошел, не увиливают: «За преступления», – отвечают. «И чего ты его совершал? Потому что Евангелия у тебя не было?!» Молчат, моргают. «Человек ты или кто? Совесть же у тебя есть?» Кивает.

«Да у нас всё прекрасно! Слава Богу! А вот у вас как там, в миру-то?..»

Безбожная идеология, конечно, порождает преступность, – тут и говорить нечего. Царя убили, а это глава народа. Церковь разоряли, а это – душа народа. Отрубили голову, душу вон – вот тело и смердит. Всё так. Поэтому мне смешно, когда спрашивают: «А почему вы оставили мир и ушли в монастырь?» А что, думаю, я там оставил-то? Тоска и печаль. Смотреть без слез нельзя: «Саша! Вася. Здорово! Ты чё?» – «Я ничё. А ты чё?» – «Я тоже ничё». – «Ну, давай!» – «Ну, давай!» – «Алё, Маша, привет! А ты чё?» – «Я ничё». – «Я тоже ничё». – «Ну, давай!» – «Ну, давай!» И так по сто первому разу? Кино, вино, домино? Мат-перемат. Тоска и печаль… Я их всех, в миру, «мучениками» называю.

В монастырь пришел, и всё у тебя нормально. «Ба-тю-шка! Как у вас там?» – «Да у нас всё прекрасно! Слава Богу! А вот у вас как там, в миру-то?..» – «Ой, мы приехали к вам в Оптину. Только на два дня. Сейчас вот уже уезжаем. Надо срочно вещи собирать. Бежать уже. Как у вас тут хорошо в Оптиной. Как хорошо…» – «Ну, оставайтесь». – «Не-не-не, спешим. У нас дела». Да знаю я ваши дела! Уедете: дела-дела, – а потом возвращаетесь с глазами по блюдечку: во де-ла… – не приведи, Господи!

Дай Бог покаяние.

Архидиакон Илиодор (Гариянц) Записала Ольга Орлова

26 октября 2022 г.

Православие.ru

Священник Дмитрий Торшин, настоятель Успенского храма в селе Озерское:

«Отец Илиодор вёл такую жизнь… истинно христианскую, которая есть для нас всех – пример. Это теплота, забота отцовская, которую чувствовал каждый человек, который знал отца Илиодора. Я думаю, каждый, кто был с ним знаком, уверен, что Илиодор к нему относился по-особенному. Потому что никто из людей не получал большей любви, как от него. Если бы мы были людьми неверующими, то получив это известие… это просто… ну, в окно выйти. Но поскольку мы люди, знающие о том, что происходит с человеком после его смерти, после того, как он уходит на небо, то вместе с этой скорбью чувствуем, наверное, радость того, что у нас есть молитвенник и заступник. Ну вот как мы к святителю Николаю обращаемся, так у нас появился ходатай ко Господу – отец Илиодор. И будет оказывать нам заботу – наверное, даже больше, чем на земле, т.к. не будет ограничен такими понятиями как пространство, время. Все мы осиротели, но в этом есть и определенная радость. Это жалко нас, что мы остались без него.

Я когда только начал служить на приходе, он всегда мне звонил, переживал за меня, интересовался моими делами. Отец Илиодор был единственным человеком в моей жизни, кто мог позвонить в 2 часа ночи и спросить: «отец Дмитрий, как у тебя дела?». Я, естественно, говорю, что все хорошо. А он: «Как обстановка, есть, что кушать?». Я опять: «Да, все хорошо», а он мне: «Открывай холодильник, что там у тебя есть?». Заставлял перечислить, что у меня лежит, чтобы убедиться, что не голодаем. И так не только со мной, заботился обо всех. Были случаи, когда у человека была тяжелая ситуация, отец Илиодор приезжал, по-отцовски заботился».

ЕГО ВЕРА ТВОРИЛА ЧУДЕСА

26 октября 2022 года, в день празднования Иверской иконы Божией Матери, на 73-м году жизни отошел ко Господу иеродиакон Илиодор (Гайриянц), насельник Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь.

Иеродиакон Илиодор оставил о себе добрую память как у братии, так и у паломников и прихожан обители многочисленными делами милосердия.

О мудром и прозорливом подвижнике наших дней вспоминает священник Димитрий Торшин, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в селе Озерском (Подборки) Калужской области, один из авторов портала.

Как там моя внучка поживает?

О предстоящем рождении нашего сына отец Илиодор знал раньше нас с матушкой Софией. Как-то мы приехали с ней в Оптину, и он спросил:

– Ну что, София, ждем ребеночка?!

А матушка только что перед поездкой в Оптину сделала тест на беременность, и он был отрицательный. Поэтому она отрицательно покачала головой. А отец Илиодор говорит:

– А мне почему-то показалось – ждем…

Чуть позже оказалось, что София действительно ждет ребенка, причем врачи ставили диагноз замершей беременности, настаивали на срочном проведении чистки, и только по слову и молитве отца Илиодора все закончилось благополучно.

После Соборования, проведенного по совету батюшки, беременность у матушки протекала нормально, и он стал повторять нам при встрече:

– Ну, что, когда мне внука родите?

Матушка отвечала, что, согласно результатам УЗИ, она ждет девочку. На что отец Илиодор замечал:

– А мне показалось, что внук будет…

В итоге она родила сына, которого мы назвали в честь батюшки – Илиодором.

Этим летом история с «батюшкиными внуками» повторилась почти в точности. Батюшка вдруг начал спрашивать про какую-то «внучку». Позвонит, бывало, и спросит:

– Ну, что, как там моя внучка поживает?

– Да нет никакой внучки пока, батюшка, – смущенно отмахивались мы с Софией.

Матушке нездоровилось, и мы почему-то считали, что у нее гормональный сбой, никак не связывая это с беременностью. А батюшка про «внучку» спрашивал снова и снова. Вскоре оказалось, что матушка действительно ждет ребенка, девочку. Когда я позвонил батюшке, чувствовалось, как он по-отцовски, вместе с нами, радовался этой новости.

Если Богу будет угодно и наша малышка родится, мы назовем ее Агнией – в честь Богородицы: любимая батюшкина песня, воспевающая Пресвятую Богородицу, была «Агни Парфене».

Был ли прозорлив отец Илиодор?

У меня есть хорошие знакомые, муж и жена, они – духовные чада отца Илиодора. Как-то перед Пасхой, в Чистый четверг, муж поехал в Оптину на службу, а его супруга осталась дома делать уборку. Во время уборки у неё что-то не заладилось со шваброй, да так, что это привело её в ярость – она сломала швабру и выкинула её с балкона.

После службы отец Илиодор позвал моего знакомого к себе в келлию, чтобы подобрать ему какой-нибудь подарок к Празднику: кто знает отца Илиодора, тот помнит, что в его келлии всегда находился подарочек для каждого.

Уже выходя из келлии, батюшка спохватился:

– А как же твоя Лена? Ей тоже подарок нужен!

И достал откуда-то новую швабру:

– На, держи, это Елене.

Мой знакомый приезжает домой и с порога передаёт жене швабру:

– На, держи, это тебе от отца Илиодора.

Изумлению его жены в тот момент не было предела. Про судьбу своей старой швабры на тот момент знала только она.

Прозорливость – это когда человек так близок к Богу, что Господь открывает ему Свои судьбы

Этот же знакомый рассказывал мне, как однажды у него возникло смущение: на Исповеди говоришь одни и те же грехи, а когда получается исповедаться чаще – и вообще не знаешь, в чем покаяться. Этими мыслями он поделился с отцом Илиодором.

– Да, действительно, что уж тут исповедовать, даже не знаю, – сочувственно согласился отец Илиодор, – живём вроде честно, ни у кого ничего не украли.

И тут мой знакомый вспоминает, что как раз он и украл что-то, то есть не совсем украл, но все-таки взял без спросу, а потом забыл. И бегом на Исповедь – каяться. Вот такие смиренные обличения получали мы от нашего духовного наставника.

Признаюсь, я не очень люблю рассказывать о прозорливости наших современников-подвижников. Люди часто начинают реагировать на это совсем иначе, чем хотелось бы:

– О, прозорливый старец? Надо ехать, срочно чего-нибудь поспрашивать о будущем или прошлом.

Но прозорливость – это совсем не о том. Прозорливость – это когда человек так близок к Богу, что Господь открывает ему Свои судьбы.

Договор отца Илиодора с матушкой Сепфорой

У меня есть двоюродный брат, отец Дионисий, настоятель храма Богоявления в Козельске (поселок Мехзавод). Будучи мальчишками, мы с ним каждое лето проводили в Оптиной, нам давали какие-то детские послушания, мы помогали на просфорне, ещё разливали по бутылочкам масло. Жили в башенке. Наш родной дядя, отец Гавриил, и отец Илиодор нас воспитывали. От отца Илиодора мы буквально не отходили весь день. Именно он давал нам первые молитвенные правила, учил, в какие дни ходить на службы к 5 утра, в какие можно к 7 утра, когда сходить искупаться в святом источнике.

Когда мы стали взрослыми, окончили семинарию и приняли священный сан, отец Илиодор остался нашим духовным наставником. Как-то отец Дионисий рассказал мне одну историю про батюшку, которая произошла у него на глазах. Приехав в Оптину, он, как обычно, встретился с отцом Илиодором.

Внезапно им рассказали, что одна бедная семья очень нуждается в помощи. Но на тот момент ни отец Илиодор, ни сам отец Дионисий (глава многодетной семьи, где растут шестеро детей) не имели возможности финансово помочь нуждающимся. Какое-то время батюшка ходил по монастырю опечаленный, а потом попросил отца Дионисия отвезти его в Клыково к матушке Сепфоре, послужить литию на ее могилке:

– У меня тут осталось немного денежек, а с матушкой Сепфорой у меня договор: когда я ей денежку привожу, она мне потом в 10 раз больше посылает, – объяснил отец Илиодор цель поездки.

Зная тонкий юмор батюшки, отец Дионисий только улыбался, слушая его рассуждения. Думал: шутит так батюшка. Они поехали в монастырь в Клыково, послужили литию, и батюшка опустил в кружку для пожертвования пятитысячную купюру – это были все деньги, которые у него на тот момент имелись.

Еще немного побыв в монастыре, отец Илиодор решил, что пора возвращаться в Оптину. Когда они вышли из ворот и направились к машине – на монастырскую стоянку заехал экскурсионный автобус. Оттуда стали выходить паломники, их сопровождал священник, который узнал батюшку и очень этому обрадовался.

В конверте были деньги – ровно 50 тысяч рублей

– Батюшка, вы помните меня, мы с вами однажды служили в таком-то месте, столько-то лет назад!.. Отец Илиодор, – добавил в конце краткого разговора священник, – мне тут недавно конвертик передали, возьмите, пожалуйста, я знаю, что вы обязательно найдете того, кому он нужнее!

Вот такая случайная мимолетная встреча. Когда отец Илиодор сел в машину, то попросил отца Дионисия посмотреть, что там такое в конверте. В конверте были деньги – ровно 50 тысяч рублей.

Радостные, они вернулись в Оптину, и батюшка смог помочь людям, которые были в беде и остро нуждались в помощи. Вот такая у отца Илиодора была вера – простая и очень горячая, и она творила чудеса. Мой брат поражался тогда: вроде бы батюшка пошутил про «договор». Но Господь, по его горячей вере, устроил чудо именно так, как о нем говорил батюшка.

О том, как отец Илиодор «случайно» храм восстановил

Вспоминая эту батюшкину веру и простоту, я часто рассказываю о том, как отец Илиодор «случайно» восстановил целый храм.

Это было весной 1993 года. Отец Илиодор по послушанию был отправлен в миссионерскую поездку в один из южных городов, его сопровождал мой дядя, покойный ныне инок Гавриил. Возвращались они на рейсовом автобусе, который проходил через город Борисоглебск. Отец Илиодор, проезжая город, в окно автобуса увидел полуразрушенный храм.

Инок Гавриил, дядя о. Димитрия– Что это за храм? – спросил он у попутчиков.

Кто-то из местных ответил, что это храм Казанской иконы Божией Матери, что в советское время он был закрыт, частично разрушен, и с тех пор службы там не проводятся. Батюшка попросил остановить автобус.

– Давай, Вячеслав, хоть Акафист Богородице в разрушенном храме почитаем (тогда мой дядя еще не был иноком, а только послушником Вячеславом, а сам отец Илиодор был иноком Феофилом).

– Как же мы вернемся домой? Автобус ждать не будет!

– Ничего – успокоил его отец Илиодор, – поймаем какую-нибудь попутку.

И пошел в храм. Храм был заброшен: не имелось ни окон, ни крыши, все завалено мусором, из стен росли деревья и кустарники. Батюшка поставил свечи, зажег кадило, и они с дядей начали петь Акафист Божией Матери. На звуки молитвы прибежали любопытные соседские дети. Увидев молящихся монахов, они побежали ко взрослым, чтобы поделиться с ними новостью. Когда Акафист закончился, в храме уже собрался народ. Спрашивают:

– Батюшки, а вы к нам храм восстанавливать приехали?

– Да нет, мы проездом тут, попутку ждем, – отвечает отец Илиодор.

И тут же сам спрашивает:

– Так, а что у вас здесь мусор такой? Нехорошо в храме. Лопаты есть? Тележки есть? Давайте порядок наводить.

Народ обрадовался. Началась уборка, всем миром из заброшенного храма вывезли мусор, повыдирали корни кустарников, подмели пол. Кто-то даже принес занавески – их повесили в оконные проемы. Наступил вечер, продолжать путь было поздно, и отцу Илиодору с дядей пришлось остаться ночевать в Борисоглебске – их на ночлег приняла семья, живущая по соседству с храмом.

Утром хозяйка дома рассказала батюшке, что ночью ей то ли приснилось, то ли привиделось, как Матерь Божия зашла в храм и привела с собой двух монахов. После этого батюшка решил остаться в Борисоглебске еще на денечек. Уборка в храме продолжилась. Потом – Акафист. Затем – трапеза. Люди принесли столы, еду, закрутки – что у кого было. После еды – духовная беседа.

Во время обеда к ним подъехал местный житель на мотороллере, нагруженном мусором: хотел по привычке выгрузить его в храме. Увидев порядок, устыдился и сам стал помогать собравшимся наводить чистоту.

Наступил третий день. Труды продолжались, и пора было, кроме наведения порядка, приступать уже к каким-нибудь более серьезным работам. Тут к храму подъехали машины, из них вышли четыре амбала и сказали, что батюшке надо проехаться вместе с ними – его вызывает к себе мэр города. Амбалы были настроены совсем не дружелюбно, и, как вспоминал позднее батюшка, он настроился на самое худшее. Попросил молитв у напуганных «прихожан» и поехал.

Его привезли к зданию администрации и завели в какой-то длинный коридор. Вели, как полагается: один спереди, другой сзади, двое по бокам. Батюшка заметил, что все двери в коридоре закрыты, а одна открыта.

– Здесь, что ли, мэр? – спросил батюшка.

– Здесь, но надо будет его подождать, – ответили сопровождающие, поворачивая в другую дверь.

А батюшка, перекрестившись, вместо того, чтобы пойти за ними, вдруг неожиданно повернул туда, где должен был находиться мэр. Тот в это время проводил градостроительное совещание, и отец Илиодор зашел туда как раз в разгар этого совещания. Конечно, сидящие были очень удивлены, увидев перед собой грозного монаха.

– Кто из вас мэр? – спросил батюшка с порога.

– Ну, я, – ответил один из заседающих.

– Как же так?! – воскликнул отец Илиодор. – Вы тут заседаете, а у вас храм разрушенный стоит! Нехорошо! Вы крещеные?

– Крещеные.

– Крестики на груди есть?

Крестиков ни у кого не было.

Батюшка надел всем крестики, подарил иконочки. Его отношение тронуло сердца этих людей. Господь устроил так, что на совещании в тот день были и архитекторы, и прорабы – в общем, все, связанные со строительством. Они пообещали батюшке свою помощь. Грозная ситуация, милостью Божией, разрешилась тем, что к вечеру к храму подтянулась строительная техника.

На следующий день произошло еще одно чудо: приехал человек, предложивший финансовую помощь в восстановлении храма. Через несколько дней батюшка решил сделать подарок для только что созданного прихода – собрал всех своих помощников и отправил их в паломническую поездку в Оптину пустынь. Два автобуса по 40 человек – вот сколько людей за эти дни успел объединить батюшка.

Паломники уехали, а батюшка решил остаться пока при храме, присмотреть за ходом его восстановления. Окончание этой истории батюшка рассказывал всегда с юмором – паломники, будучи в Оптиной, решили поблагодарить наместника монастыря:

– Спаси Господи вас, таких замечательных монахов вы к нам прислали храм восстанавливать!

– Каких монахов? Кто послал? – удивился отец наместник.

А поняв каких, попросил передать этим самым монахам, что он их очень ждет назад в монастырь. Пришлось батюшке срочно возвращаться в Оптину.

Через четыре месяца, осенью, к батюшке в монастырь приехал священник. Отцу Илиодору он показался каким-то знакомым.

– Да это я, я – отец Андрей из Борисоглебска! Вы меня знаете, – представился священник, – мы с вами вместе читали акафисты, когда вы весной к нам приезжали Казанский храм восстанавливать. Теперь он полностью восстановлен, а меня рукоположили и направили в него служить. Сейчас я – настоятель этого храма.

Вот такие чудеса даже в те годы являл Господь по простой и искренней вере отца Илиодора.

Как мы стали духовными чадами отца Илиодора

Меня часто спрашивают, как так случилось, что мы нашли отца Илиодора, как стали его духовными детьми. На самом деле батюшка сам находил всех нас – своих бесчисленных чад. Было всегда удивительно наблюдать, как легко батюшка обращает людей к Богу.

Помню, как-то мы служили с батюшкой у меня в деревне вечернюю службу, и людей в храме было очень мало. Во время службы батюшка выглянул в окно – мимо храма в этот момент проходил соседский мальчишка.

Батюшка сам находил своих бесчисленных чад. Было удивительно наблюдать, как легко батюшка обращает людей к Богу

– Ты крещеный? – спросил отец Илиодор мальчика.

– Да.

– Так почему же ты без крестика? Ты где живешь? А, рядом? Позови маму. У нее крестик есть? А братики, сестренки у тебя все крещеные?

Вскоре вся семья уже стояла в храме. Люди – радостные, утешенные, тронутые заботой и благодатью Божией, исходящей от батюшки. Через несколько дней я уже крестил их новорожденного малыша.

Даже к простым записочкам с именами людей, которые передавали батюшке для молитвы, он относился с величайшей любовью и благоговением.

– Кто-то поет: мои года – мое богатство, – улыбаясь, говорил отец Илиодор. – А мое богатство – это записки. Это же не просто имена – это души людские. А молитва за душу – это самое высокое, что мы можем сделать для человека.

У батюшки в келлии хранились огромные мешки, под завязку набитые записками, он их никогда не выкидывал, а бережно складывал. Если я приезжал в Оптину послужить, батюшка вел меня в свою келлию, брал в одном из мешков стопочку записок и просил, чтобы я помянул их во время службы, повынимал частички на проскомидии (батюшка, как диакон, не мог сам этого делать). Сколько порой боли было в этих кратеньких просьбах, которые люди писали там батюшке!

Батюшка не только молился сам, но и смиренно просил нас, священников, в священнодействии усилить его молитвы. А потом бережно собирал помянутые мной записочки и нес их обратно к себе в келлию. Так бывало и в тех случаях, когда он приезжал на службы к нам в храм. Сумки с записками всегда были при нем, и он раздавал их всем в алтаре с просьбой помолиться.

Отеческий покров

Даже те, кто встречали батюшку лишь однажды, после всегда ощущали на себе его отеческий покров. Многие рассказывали мне, что особенно почувствовали это после известия о его смерти, рыдая по нему, как по самому родному в жизни человеку.

Батюшка никогда не поучал, не советовал, пока не спрашивали, его проповедью был только собственный пример его жизни. Но его отцовское присутствие в нашей жизни ощущалось всегда – тепло, забота, молитвенный покров.

Его проповедью был только собственный пример его жизни

Многие молодые священники рассказывали мне, как батюшка звонил им, по-отечески переживая за дела каждого. Мы знали, что в любой беде или непонятной ситуации всегда можно было покрыться этой батюшкиной отцовской заботой.

Когда прошлой зимой, ночью, горел наш храм, первое, что я сделал, увидев пожар, – позвонил отцу Илиодору. Батюшка тут же взял трубку, хотя была глубокая ночь. Тут же нашел нужные слова поддержки. Я потом думал о том, что той ночью я не стал тревожить печальной новостью никого из своих близких – решил поберечь их сон до утра. Но отец Илиодор был в тот момент для меня тем человеком, с кем было необходимо разделить эту боль и кто мог покрыть ситуацию своим молитвенным покровом.

Под этим покровом даже в самые тяжелые и ответственные моменты жизни было всегда тепло, легко и спокойно. А после смерти батюшки для меня этот покров стал еще более ощутим – это чувство молитвенного невидимого крыла, под которым ничего не страшно.

Как крестились люди после общения с отцом Илиодором

Отец Илиодор и отец Димитрий

Говорят, что Бог разговаривает с нами жизненными обстоятельствами и событиями. Когда почил отец Илиодор, многие обратили внимание на то, что Господь призвал его в день его любимой Иверской иконы Богородицы, что хоронили батюшку в день Оптинской иконы Божией Матери «Спорительница Хлебов» (кто-то даже вспоминал, что именно в этот день хоронили преподобного старца Амвросия).

Обратили внимание также, что 40 дней батюшки выпадает на престольный праздник Оптиной пустыни – на Введение во храм Пресвятой Богородицы. Но мне особо близко то, что девятый день батюшки выпал на праздник Илариона Великого. И это не просто один из монастырских престольных праздников. В храме Святого Илариона (где в девятый день по батюшкиной кончине проходила литургия в честь престольного праздника, а потом служили по батюшке заупокойную литию) расположена купель, крестильня.

И именно в этом храме отец Илиодор стал крестным тысячам людей, которые, может быть, случайно заехав в Оптину, после его горячей проповеди принимали решение креститься. Таких людей было очень много. Я сам, бывало, случайно заехав в Оптину, по просьбе батюшки, крестил там по нескольку человек в день. А батюшка каждого принимал от купели. В этом храме отец Илиодор стал крестным и для нашего сыночка, родившегося по батюшкиным молитвам.

Сейчас любимое песнопение нашего трехлетнего Илиодорчика – песнь Богородице «Агни Парфене». Мы его не учили этой песни, он сам запомнил ее из уст крестного, бывая с нами на вечерних Акафистах Богородице.

Как рассказывал сам отец Илиодор, однажды в Оптину приехала группа греческих монахов, и от них он впервые услышал это песнопение. Батюшка попросил монахов записать на листочке текст на греческом языке и его перевод на русский. Он очень полюбил это песнопение, полюбили его и мы. Когда батюшка по вечерам служил Акафист Божией Матери, он всегда раздавал листочки с этим текстом, и мы пели эту молитву.

Схимонахи и спи-монахи, или Как отец Илиодор скрывал свои духовные дары

– Вот есть же монахи – схимонахи, – нередко сокрушенно вздыхал отец Илиодор, – а мы – какие монахи?! Из нас только спи-монахи получаются (это от слова спать).

Только вот когда на самом деле спал отец Илиодор – никто из нас никогда не видел. Шамординская игуменья Сергия совсем недавно вспоминала, как еще в сравнительно молодые годы отец Илиодор после всех дневных трудов приезжал к ним ночью в монастырь на ночную службу. Бывало, рассказывала матушка, раздастся во время службы грохот на весь храм.

– Не любопытствуем, сестры, молимся, молимся, – скажет обеспокоенным монахиням матушка Никона, покойная игуменья монастыря.

– А что там любопытствовать, – заметит в ответ какая-нибудь пожилая монахиня, – и так известно, что случилось: Илиодор упал.

Вот так и молился батюшка: падал от изнеможения и снова вставал

Вот так и молился батюшка: падал от изнеможения и снова вставал.

Один мой друг, духовное чадо отца Идиодора, рассказывал мне такую историю. У него в свое время была возможность много времени проводить со старцем. И в какое-то время он стал замечать, что никогда не видит, чтобы батюшка пошел и лег спать (у него даже в келлии кровати не было – только кресло). Может, вздремнет лишь только на ходу – пока едут в машине, или сидя за столом, пока все кушают.

Мой друг из любопытства решил проследить за батюшкиным распорядком и несколько суток не отходить от него, везде быть с ним вместе. И вот он целые сутки с батюшкой: молитва, службы, акафист один, другой. Паломники, паломники. Того надо покормить, другого согреть словом. Поехали туда, поехали сюда: у батюшки в поле зрения всегда было огромное количество чад, к каждому он старался заехать, навестить. И все без сна.

И так одни сутки, другие. Мой друг выбился из сил. И вот, на третьи сутки, батюшка наконец вернулся в келлии. Все, спать! – обрадовался мой друг. А батюшка сел в кресло и говорит:

– Ну, что, давай акафист читать.

Мой друг начал читать и видит: батюшка задремал. Решил от усталости сократить акафист – пропустил одну песнь. И тут батюшка открывает глаза и говорит:

– Ой, что-то мы пропустили с тобой.

И начинает читать наизусть нужную песнь. Потом чтение снова продолжает мой друг. Батюшка закрывает глаза, дремлет, друг в изнеможении снова пропускает песнь, и – все повторяется. Закончили акафист, батюшка встает и спрашивает: ну, что, поехали?

Мой друг после этого закончил свой эксперимент и отправился спать. Это одна из историй о том, что подвижники есть не только в древних патериках – они есть и среди нас, только не всегда до времени мы это замечаем и ценим.

В гости к святителю Николаю

Отец Илиодор

Как-то старец Илиодор попросил меня съездить с ним послужить панихиду в Тесницкие лагеря – это такое место под Тулой, где в советское время расстреляли оптинских исповедников. Батюшка очень любил туда ездить.

– Только по дороге надо к святителю Николаю в гости заехать, – предупредил он.

– Так, что надо не забыть для святителя Николая? – все утро суетился батюшка, – так, свечи взяли, ладан взяли.

Мы задержались с выездом, пока перед поездкой обошли с молитвой все оптинские святыни. А надо было спешить: была зима, вечерело быстро, и в Тесницкие лагеря нам следовало бы попасть засветло. Но батюшка благословил сначала ехать в Козельск – за цветами.

– Как мы без цветов к святителю Николаю заедем? К святителю Николаю неудобно будет без цветов!

Мы приехали в цветочный магазин, и батюшка сам выбрал лучшие цветы для букета. Все это выглядело так, словно мы собираемся на встречу с каким-то живым и очень важным человеком. По дороге заехали к святителю Николаю – в часовенку, которая стоит возле дороги в Оптину, недалеко от поселка Перемышль. Батюшка поставил букет, зажег свечи, ладан. Затем мы пели акафист.

– Мимо святителя Николая как можно проехать, а в гости не зайти? – сказал тогда батюшка. – А дела – они успеются.

И действительно, мы в тот день никуда не опоздали. После этого я всегда, когда мой путь лежит мимо этой часовенки, обязательно захватываю с собой пучок свечей, чтобы достойно навестить святителя Николая. Потом я обратил внимание, что батюшкины чада не раз звонили мне с вопросом: можно ли по дороге заехать ко мне в храм взять свечей и ладана – для святителя.

Примером батюшкиного живого общения со святыми заразился не только я

– Батюшка, отец Димитрий, выручайте! В Оптиной забыли взять, а без свечей – как мы сейчас мимо святителя Николая поедем?

Я понял: примером батюшкиного живого общения со святыми заразился не только я. В ночь перед похоронами батюшки я ехал из Калуги в Оптину, к его гробу, вез цветы. Ехал на такси – ехать самому за рулем не было сил. Когда подъезжали к тому месту, где у дороги стоит часовня, таксист спросил:

– Батюшка, вот меня всегда мучает такой вопрос. Там впереди сейчас часовня будет. Кто же это смотрит за ней? Тут место безлюдное, а я сколько ни проезжаю мимо, там свечи всегда горят! И днем, и ночью. Вот-вот, смотрите! Опять горят, а сейчас – три часа ночи!

Я знал ответ. Мы, собственно, и ехали к тому, кто зажигает эти свечи. Вернее, своим пламенным примером зажег сердца бесчисленного количества своих чад. И они теперь никогда не смогут проехать мимо святителя Николая, не заглянув к нему в гости.

Мы все были у него в сердце – остаемся там и сейчас

Матушка София у часовни Святителя Николая

Я вспоминаю те счастливые моменты, когда можно было вот так просто приехать в Оптину и провести там весь день с батюшкой. Утром – литургия, которую батюшка обычно служил, потом акафист Амвросию Оптинскому, потом – Оптинским старцам. Потом в Преображенском храме, перед иконой Николая Чудотворца – акафист святителю. Потом вечерняя служба. Потом Акафист Богородице. Потом лития в часовне убиенных мучеников. Потом лития на могилке почившего отца наместника – архимандрита Венедикта. Это уже часов в 11 вечера.

И между этим – люди, люди, которые тянулись к нему за советом и утешением. Лишь после того, как паломники расходились спать, батюшка освобождался, и можно было посадить его в машину и отвезти к себе, чтобы он посмотрел и благословил приходские дела. А потом везти еще куда-нибудь дальше – батюшку везде ждали, и днем, и ночью, и были всегда ему рады.

Последний раз батюшка заехал ко мне незадолго до своей болезни – как раз так же, часа в 2–3 ночи. Был, как всегда, бодр и очень рад, что дела на нашем сгоревшем храме налаживались. А налаживались они, без сомнения, лишь его святыми молитвами.

Отец Илиодор никогда не выставлял напоказ свои духовные дары, а потому не каждый мог вот так сразу разглядеть в нем старца. Когда я называл батюшку старцем, некоторые иногда даже задавали недоуменный вопрос: какой же он старец, ведь он даже не священник, а просто иеродиакон.

Отец Илиодор не выставлял напоказ свои духовные дары, а потому не каждый мог разглядеть в нем старца

Но дело не в священстве – дело в особом отношении к Богу и людям. Совершенно особенном отношении. Уже в реанимации, задыхаясь, под кислородом, – батюшка до последнего звонил и спрашивал:

– Как ты, отец Димитрий? Как матушка София? Как дела с храмом?

И это было не какое-то особое отношение к нам с матушкой. Его душа болела за всех. Мы ВСЕ, я абсолютно уверен, ВСЕ были у него в сердце до последнего вздоха. И не только до последнего вздоха – мы остаемся там и сейчас.

Уверен, что свет той Божественной любви, который видимым образом изливался на нас через батюшку, до конца дней останется в сердце каждого из нас незаменимым примером и светлым ориентиром. А иногда – и ненавязчивым обличением нашей не всегда достаточно усердной духовной жизни.

Последняя встреча

У батюшки Илиодора было правило: в субботу, после вечерней службы, служить Акафист Пресвятой Богородице. Я и многие мои друзья-священники ехали вечером в Оптину поучаствовать в этом торжественном служении.

Последние несколько месяцев батюшка редко бывал в Оптиной пустыни – больше времени проводил вместе со старцем Илием. Пока его в Оптиной не было, мы с батюшками, по традиции, собирались в субботу вечером петь Акафист в храме Богоявления в поселке Мехзавод (это тоже рядом с Оптиной). Я старался не пропускать Акафист, но иногда усталость брала свое, и я оставался дома. Как-то в августе, в субботу вечером, мне неожиданно позвонил отец Илиодор:

– Ну, что, поедешь сегодня молиться?

Был как раз тот случай, когда я планировал пропустить Акафист. Сказал об этом батюшке. Через полчаса он позвонил мне снова:

– Ну, что, отец Дмитрий. Надо все-таки ехать. Если плохо – чтобы просить помощи у Богородицы. Если хорошо – чтобы благодарить.

Конечно же, после таких слов пришли силы, и я поехал на Акафист. Оказалось, батюшка Илиодор тоже приехал на службу! Это было очень неожиданно. Батюшка всегда был очень светлым человеком, но в тот раз он светился особенно, каким-то неземным, божественным светом.

Этот свет сразу передался моей душе, было очень радостно, не хотелось тревожить батюшку ничем земным. Мы просто обнялись, и на моих глазах были слезы радости. Впоследствии я понял, почему батюшка был в тот вечер так настойчив: это была наша последняя встреча.

Батюшка болел, мы сильно переживали и молились. Но понимали, что Господь Сам знает, когда призвать к Себе Своего праведника. Накануне праздника Иверской иконы Божией Матери, перед сном, матушка София задумчиво сказала мне:

– Завтра Иверская. Это любимая батюшкина икона.

Мы засыпали и все понимали. А наутро мы плакали.

Сами собой родились стихи:

АВВЕ ИЛИОДОРУ

Сегодня тысячи людей Отца на Небо провожают. Не видно солнечных лучей – На наших веках слезы тают.

Отец, отец, как тяжело Осмыслить наше расставание! Твое тепло, твое крыло Привычным было состоянием.

Но верим, что ушел домой От нас ты в вечные селения. И пение за упокой Прервем пасхальным пением. У ног Владычицы сейчас За нас ты возжигаешь свечи Не оставляй в молитвах нас. Мы не прощаемся. До встречи.

Ираида, православная козельчанка:

«Сегодня мы все в слезах, не можем успокоиться. Такие рождаются на миллион один человек. Ему сейчас хорошо, он отошел ко Господу. Ужасно то, что мы остались без него. К нему съезжались, наверное, со всего мира. Почти все кабинеты медицинские освящал он, да и многие учреждения тоже – везде от него висят иконочки. Его не нужно было просить о помощи, он сам подходил, спрашивал, как дела, все ли в порядке. У него была удивительная память, помнил имена всех. Наверное, потому что за всех и молился. Относился ко всем, как к родственникам. Для него мы все были родными. За ним гурьбой ходила молодежь, всем хотелось ближе находиться к нему. А сколько детей он привел к вере! Легко вступал с ними в разговор. Разговор переходил в наставления, конфетку всем даст, иконку, у кого нет крестика – пойдет купит, подарит. Дети от него не отходили. Никогда не оставался в стороне от проблем других людей. Когда у моего сына возле монастыря сломалась машина, то он сам, вместе с батюшками, помогал толкать ее. Чем он отличается от других? Его не нужно было звать в беду, приглашать, он чувствовал, когда человеку плохо, и приходил сам. Как ангел звал его. Он почти не спал, у него болели ноги, а он все рвался помогать».

Подготовлено редакцией газеты «Козельск»

“Ничего в голову не приходило, кроме: “Козельск! Оптина!”. Из воспоминаний иеродиакона Илиодора (Гайриянца)

Поделись с друзьями:

Если тебя кто-то любит, можно жить дальше

Памяти иеродиакона Илиодора (Гайриянца)

В этом году на Введение во храм Пресвятой Богородицы в Оптиной пустыни не только отмечали престольный праздник, но и сугубо поминали недавно преставившегося ко Господу ее насельника – иеродиакона Илиодора (Гайриянца). 30 лет назад в этот день приснопоминаемый Святейший Патриарх Алексий II рукоположил его там в диаконы. Так что на 40-й день кончины душа этого монаха предстала пред Господом именно в ту дату церковного календаря, когда посвятила себя на служение Его Церкви. Вспоминали отца Илиодора и в Сретенском монастыре – сотрудница семинарской библиотеки матушка Любовь Вячеславовна Шевчук и ее дети. Один из ее сыновей, Иоанн, – послушник обители, другой, Николай, – учится в Сретенской семинарии.

«Он был нам мать. Причем нам всем»

Матушка Любовь:

– Отец Илиодор, когда мы еще только с ним познакомились, был просто костер любви. Любви, сжигающей прежде всего его. Потом он научился быть посдержанней – этот вулкан в нем точно поутих немножко. Это было хорошо. Дало прежде всего ему больше внутренней свободы. Иначе же он был такой отзывчивый, что им могли и злонамеренно пользоваться. Доверчивый, как ребенок. Ему даже в голову не приходило, что его может кто-то обмануть.

Помню, как-то мужа моего перед отцом Илиодором оклеветали, а сам он был настолько прям и горяч, что ничего не мог такого в душе прятать, таить обиду: только Алексей на порог, а тот ему сразу всё и высказал… Тот стоит – вообще понять не может, что к чему.

А отец Илиодор всё больше и больше расходится… Тут уже и отец Андрей Николаев на шум к домику подбежал, а он был такой огромнейший – их потом всю семью с матушкой Ксенией и их детишками убьют и сожгут… А тогда отец Андрей потоптался… И решил, что лучше не встревать: нет даже у него сил перебороть это пламя. Стоит молится. Прислушался: а тишина! Глядь: пошли в обнимку – акафист Божией Матери читать.

Мне потом отец Андрей так и сказал:

– Знаешь, если есть на свете хотя бы один человек, который вас так, как отец Илиодор, любит… Жизнь за это можно отдать!

Отец Илиодор умел любить преданно, глубоко, как-то по-родственному. У Вани недавно спросили:

– А он вам кто был?

Сын даже растерялся:

– Это друг нашей семьи. Очень близкий нам человек. Мы, дети, с самых малых лет знали: есть отец Илиодор, и этим всё сказано. Он папе с мамой помогает… – а потом вдруг обобщил: – Он был нам мать. Причем нам всем.

Это правда.

Илиодоровы рясы с архиерейского плеча и подрясничек, вовремя появившийся

В Оптиной. За отцом Илиодором Ваня Шевчук, справа от отца Илиодора – отец Антоний Когда мужа, например, рукоположили в диакона, мы тогда и купить-то ничего не могли. Даже на подрясник не было средств. Ему знакомый иеромонах из Ниловой пустыни свой послушнический подрясничек передал, а тот Алексею мал: рукава короткие, подол, как подстреленный, грудь нараспашку. Приезжает он в Оптину, идет – сам не свой: но зато в подряснике же! Встречает его отец Илиодор…
– О! Но-о-рмально! – уставился на него, повертел его еще так-сяк. – Ты чего как клоун?!

– ?

– Пойдем!

Приводит отца в келью.

– Чаек давай попьем, что ли… – а сам отец Илиодор молится, что-то прикидывает, соображает… Так-то он обычно был всецело с собеседником.

Тук-тук в дверь. Матушка-швея на пороге нарисовалась – и протягивает:

– Заказывали?

Отец Илиодор подскочил, принарядился проворно, счастливый такой!

– Самое то, спасибо! – улыбается ей в ответ.

Та вся от радости просто раскраснелась. Он еще и нарочито подальше вешает обновку в шкаф: мол, для особых случаев – «Такой подрясничек на славу получился!»

Он еще что-то и вручит всегда человеку – с пустыми руками не отпускал. Только дверь захлопнулась:

– Давай примеряй! – тут же рванул к шкафчику отец Илиодор.

– Да ты что?! – стал упираться наш батя. – Как это «примеряй»? Вам пошили!

– Примеряй! – говорю, – навис над ним хозяин кельи.

– Да, ну…

– Это ты что, монашескую руку, что ли, отталкиваешь? Через монаха это тебе Сам Бог подает!!!

«Примеряй подрясник! – навис над мужем отец Илиодор. – Через монаха это тебе Сам Бог подает!!!»

Отец нырнул в этот подрясник и – о, чудо: и длина в самый раз, и рукава на месте.

– Ну а мне-то на что подрясник новый? – уверяет его отец Илиодор. – Я монах, на мне истлеть всё должно. Куда мне там новые подряснички! Красоваться, что ли?! Еще рясу тебе надо! Так… – уже роется опять в шкафу, раз – и что-то черное опять метнулось. – Вот, архиерей мне подарил. Давай надевай!

Вот так первый в пору подрясник и первая ряса с архиерейского плеча у нашего отца – Илиодоровы были. Также и скуфейки все отец Илиодор поставлял.

Материнские посылки и пирог на Крещение

В Оптиной. Крайний справа отец Илиодор, слева – Коля Шевчук А время тогда было нищета нищетой. Вплоть до маек и порток отец Илиодор всё Алексею раздобывал. Где какую обувку теплую увидит его размера – вспомнит, как тот переминался с ноги на ногу, согреваясь, – тут же припасет, отложит. Передаст через кого-то. Открываем коробку: новые ботинки, а внутри в одном – еще и носки с щеточкой, а в другом – тюбик крема для ухода за обновкой!!
Сам он был очень рачительный. И других такой бережливости и попечению ненавязчиво учил. Сказано же у аввы Дорофея, что не только к Богу и к людям, но и по отношению даже ко всякой вещи совесть свою надо хранить. Полученное из монашеских рук как священный дар и воспринимаешь. Да и сама-то посылка была, как всегда, точно матерью родной уложена – полный набор! Как мать собирает ребенка, чтобы ни в чем у него не было нужды, – вот и он точно так же.

Помню, мы приехали с прихода в Оптину на микроавтобусе. За рулем был у нас Саша такой – мужик хороший, но неверующий. И вот у него отец Илиодор спрашивает:

– Слушай, а как это ты людей везешь, а сам некрещеный, а? Ну а если авария какая-то? Разве можно так? Это как-то безответственно.

Саша слушал его, слушал. А мы там дня три были. А потом и согласился креститься. А отец Илиодор ему еще и говорит:

– А я тебе пирог испеку.

Сашу покрестили вечером, потом на следующий день на Литургии его приобщили, и тут его уже отец Илиодор с пирогом встречал. А пирог-то вкусный какой был! Саша даже прослезился.

– Мама обо мне никогда так не заботилась, – так и сказал.

А отец Илиодор и потом его прямо опекал. Просто мама.

Плоды катехизации, или Как отец Илиодор и воинствовал, когда нужно было

Помню, Алексея, мужа моего, только рукоположили в священство, приезжаем в Оптину, отец Илиодор нас встречает и тут же:

– Леш! Пошли!

А я тогда опять беременная была – двойней уже. Только куда-то в сторонку подалась, а их и след простыл. Вижу только – отец Илиодор бегом возвращается:

– О! Любань! Я тут Лешу пристроил. Сейчас 80 человек крестить будет. Пойдем поглядим!

Так скорее всего это и народ был из тех, кого отец Илиодор катехизировал! Там тогда просто сотнями люди крестились.

И вот уже ведет меня в храм при паломнической гостинице. Захожу – отец уже там готовится, у него всегда крестильный ящичек был с собой… Отец Илиодор сажает меня на стул:

– Тебе тут удобно? – спрашивает. – Молочка сейчас принесу. А котлетку хочешь?

«Какие котлеты в храме?!» – думаю.

– Да ладно тебе! – поймал он мою реакцию, да и котлеты-то в монастыре рыбные. – Сейчас молочка принесу. Еще булочки. Ой, ты, наверно, устала… Творожку тебе еще надо покушать, – и вот так обихаживает тебя, как мать.

Хотя, если требовалось, мог быть и вполне воинственным. Как-то мужик какой-то у храма матерился, так отец Илиодор, который всюду с большим крестом ходил:

– Слушай, – прогремел в его сторону, – вот сейчас как благословлю тебя… – тот сосредоточился… – а у тебя язык и отвалится! – сказал, как отрезал, отец Илиодор, и тот резко замолчал.

Как-то остановил его батюшка крестом. Не знаю, может, потом и этот детина среди его крещаемых оказался…

«Давай пять! Пошли просфоры пожрем!»

С Колей мы как-то приехали в Оптину, сложные у нас тогда были обстоятельства, и сын очень грустил. А отец Илиодор его встречает:

– О! Колян! Давай пять! Пошли просфоры пожрем! – и вот так всячески его пытается подбодрить.

Главное, чтобы уныния не было. От этого же все наши святые прежде всего и предостерегали: и батюшка Серафим Саровский, и преподобный Амвросий Оптинский.

– Ага? Пошли? – прямо в глаза заглядывает, а у самого они такие с искринкой любвеобильной. – Пошли!!

Он не то что подход к каждому человеку находил, а любовь большую имел! Она всех обнимала. Отогревала вдруг. Умиленность в нем какая-то была. Скажешь ему что-то искреннее, а он аж расцветает!

Он не то что подход к каждому человеку находил, а любовь большую имел! Она всех обнимала

Как-то раз поехал в Оптину наш знакомый священник, а я тогда не смогла поехать, а передала отцу Илиодору записочку. Так он мне звонит:

– Мы вот читали и прямо плакали. Плакали мы. Прослезились.

Он и мне как-то вдруг рассказывать начал:

– Я вот всё думал: вы приедете – Леша с Любой, а с вами не только дети, но и прихожане вокруг, и между всеми любовь, уважение, никто никого не обижает… И я тут рядом с краешку иду и горжусь всеми вами.

Вот такой он был – весь в людях растворялся. За собою ничего хорошего не замечал, всем раб (ср.: Мф. 20: 26–27). А вот за других мог порадоваться, даже погордиться.

Недавно Коле дали медаль святого равноапостольного Николая Японского. И патриаршую грамоту. И Коля мне тут обмолвился:

– Ой, мама! Медаль мне дали, а отца Илиодора нет…

Как отец Илиодор радовался, когда Коля в магистратуру Сретенской семинарии поступил! Всем ходил показывал его:

– Академист! Коля. Любин сын.

Радость дающего

Вот сейчас уже Коля об отце Илиодоре написал:

«Про отца Илиодора, конечно, можно говорить очень много. Я постараюсь обрисовать общее впечатление. Прежде всего, когда приезжал к отцу Илиодору, он непременно спрашивал, не голоден ли я. Хотя, что ему ни ответь, хоть чаем, да напоит. Часто заходили в его келью, где он набирал подарков для меня, всей моей семьи. Когда, помню, ходил с отцом Илиодором, часто носил его сумку черную, в ней обычно были конфеты, ладан, угль, распечатки с песнопением “Агни Парфене”, которые он всем раздавал. Я как-то слышал, кто-то сказал, что у отца Илиодора чувствуется особая радость – “радость дающего”, – думаю, что это точное выражение по отношению к нему.

Я мало что у него спрашивал, не просил советов. Но когда я был рядом с ним, всегда чувствовал его заботу и одновременно ощущал большой стыд. Стыд, что так мало молюсь, тружусь, когда у меня такой пример перед глазами.

Отец Илиодор обладал невероятно живой верой, у него была такая трепетность по отношению к людям! Когда он увещевал, бывало и грозно. Но это только от всецелой любви. Этого невозможно было не почувствовать. Я видел, как здоровенные огромные мужики серели и краснели, когда отец Илиодор у них спрашивал:

– Ты почему себя так ведешь? Да как ты смеешь, когда на тебя Богородица смотрит?! Вот негодяй!!!

«Ты почему себя так ведешь? Да как ты смеешь, когда на тебя Богородица смотрит?!» – распекал он. Но распекал всегда с любовью

Но распекал он всегда всех с любовью. Именно от таких нагоняев люди меняются.

С властью защищал тех, кого обижали. Считал, что надо заступиться за трудников, трудниц, монахов, – кто бы их ни притеснял. Слабый – значит, защити.

Я думаю, он оставил мне – на всю жизнь – напутствие как верить настолько живо, что никогда никого и ничего не бояться. Не бояться растратить себя – абсолютно без остатка в любви к Богу и ближнему. Он часто повторял: “Лучше износиться, чем заржаветь”».

«Мария в семье – особое благословение роду», или Двойня за послушание

Матушка Любовь:

– Мы, когда еще не знали во вторую беременность, кто родится (да я этим особо и не интересовалась никогда – веками люди полагались на волю Божию: кого Бог пошлет), и вот отец наш поехал в Оптину пустынь и сообщил там отцу Илиодору:

– Ждем прибавления. Как назвать? Ну, назови!

– Если родится сын, назовите Николаем, – отвечает (он очень почитал святителя Николая), – а если девочка, то Марией.

Как же он любил Божию Матерь! У нас в России не принято в честь Божией Матери называть детей и давать Ее имя при Крещении, хотя в Греции это возможно. Но вот отец Илиодор говорил – по крайней мере, многодетным, – что обязательно в семье должна быть Мария. Понятно, что Небесной покровительницей будет одна из святых, но все равно: «Мария в семье – особое благословение роду». Он и свою бабушку Марию всё вспоминал, говорил: «Всю нашу семью вымолила».

Отец Илиодор говорил: обязательно в семье должна быть Мария

И вот у нас двойняшки родились! Николай да Мария!

– Вот послушались так послушались! – ликовал потом отец Илиодор.

А еще он меня предупреждал: как родишь, сообщайте сразу – молиться будем. Я родила, тут же мужу:

– Телеграфируй в Оптину!

– Ты чего?! – уперся он. – В монастырь отправлять телеграмму: дети родились, всё в порядке?!… Нормально так, да? Потом как-нибудь приедем, скажем.

Так и отказался: не пойду и всё. А я первое, что сделала, когда вышла из роддома, помчалась на почту и отправила отцу Илиодору телеграмму: «Родились Коля с Машей. Просим молитв». Мне потом много народу рассказывали, как отец Илиодор носился по монастырю с этой депешей:

– Нет, ну какие послушные! Я сказал им: если мальчик, Николаем назовете, если девочка, Марией, так они взяли и Колю с Машей родили!

Монахи и монахини могут эту главку не читать

Маша еще и крестница отца Илиодора. Как-то были они у одной из монахинь, сидят за столом, а для Маши отец Илиодор (его имя так и переводится: солнечный дар) как лучик солнца, он и сам себя, кстати, «лучиком солнышка – батюшки Илия (от греч.: солнце)» называл.

А монахиня потом Машу застращала: что это она, мол, так на монаха пялится? И Маша ее сколько ни уверяла, что он ей и имя дал, и крестный папа… Та ни в какую: нельзя и всё! А тут и отец Илиодор заявился… Сел за стол, Машу рядом усадил. Конфетки ей подкладывает. Чаек подливает. Приобнял… А отец Илиодор еще и зимой обувку на босу ногу носил, так что, когда зайдет к кому в гости, – босоногий. Так он под столом и почувствовал, что у Маши ноги холодные.

– Ой! Что ножки замерзли?!! – это уж был гвоздь программы для монахини, которая не знала, куда себя деть… – Ну-ка, ставь-ка свои ножки на мою, – тут же командует, – отогреешься…

А сам он был как генератор тепла – при том что и в лютые морозы в источнике окунался.

Маша потом и призналась отцу Илиодору, как ее отчитывают за его тепло… Он был так ошарашен, что нечто вроде: будет тебе всяких дур слушать, – вырвалось у него. Накроет крылом рясы:

– Пойдем в храм Божией Матери акафист читать!

Маша рассказывает:

– Когда он читал эти акафисты – а он их служил круглосуточно, даже ночью, – и вот ты стоишь в этой зыбкой мгле и точно сама вся наполняешься светом. А как запоем все вместе хором в конце: «Царица моя преблага-а-а-а-а-я», – и будто весь мир уже этим Светом объят, точно мы в Раю уже все оказались. Причем отец Илиодор никогда не стоял на месте с поднятыми вверх глазами, он мог что-то заметить в человеке, какое-то движение души, метнуться к нему, спросить, что да как, – пока кто-то там другой, кому доверил, кондак читает. Иные и смущались: вот, мол, мы тут на акафист (в кои-то веки) собрались, а батюшка разговаривает… Но это мы вот соизволили, а для него-то – это его обычная непрестанная жизнь! Он был потрясающе органичен во время молитвы. Не скован, как те, кто этим опытом не живет. Молился от всего сердца, но и нас не покидал… Приедешь, помню, в Оптину, и после службы ждешь у солеи. Выходит батюшка из алтаря: «О! Коля с Машей приехали! Двойня! Мои…».

Когда он читал акафисты Божией Матери – а он их служил круглосуточно, даже ночью, – ты точно наполняешься светом

Боль, которую причинил не он

Матушка Любовь:

– Вот Маша стала говорить да расплакалась. Также и, когда отец Илиодор только умер, просто рыдала, написала тогда:

«Был человек… а потом не стало. И сказать хочется так много, что просто стоишь, смотришь в себя и молчишь. Закрываешься от боли. Сначала она огорошивает, пронзает быстро и сильно, плачешь по-детски в голос, содрогаясь и стесняясь. А потом кажется, что слез уже и нет. Не болит и не ноет. Но становится пусто. Представьте, что у вас в душе есть стул для человека. Он умирает, и на его место садится пустота. Очень болезненная пульсирующая тьмой пустота. И ты никак не можешь привыкнуть к ней.

Весь день в голове мысль: “он ушел, а мы остались”.

Поэтому так сильно плачем. Плачем по себе, по осиротевшим.

Хочется вскочить, убежать. И бежать долго-долго. Просто бежать. Не думая.

Или уснуть. Под теплым одеялом, накрывшись с головой. Спать до весны. До солнца.

Но ведь не спрячешься от боли. В мире ее очень много. “Боль любит, когда ее чувствуют”.

Единственная боль, которую он причинил мне, – это его смерть».

«Я в честь скита!»

Матушка Любовь:

– Они с Колей постоянно к отцу Илиодору в Оптину ездили. Встанут после Литургии, ждут у солеи. Хотя таких ждущих его вообще-то обычно много было. Подходит к ним как-то мужик какой-то:

– Ребят, а вы парень с девушкой? Или муж с женой? Или брат с сестрой?

– Брат с сестрой, – Коля отвечает.

– То-то я и смотрю: вы, как сообщающиеся сосуды, слишком хорошо друг друга понимаете. Будем знакомы, – тот протягивает руку, называя свое имя, а мои одновременно:

– Николай – Мария.

– Так вы Коля-Маша?! – чуть не подпрыгнул тот.

Кто же из близких отцу Илиодору не знал их истории!

Отец Илиодор и нашего младшего сына Ваню назвал. Сам Ваня обычно иронизирует, когда вспоминаем… Но дело было так. Меня с самого начала удивило: в тот раз с самого начала отец Илиодор вариант девочки вообще не рассматривал.

– А что? – вдруг говорит. – Вон у нас скит Иоанна Предтечи. Давай Ванькой назови.

Я потом Ванюхе, как подрос, рассказала. Теперь, когда с ребятами разговариваем, кто в честь кого назван, в память какого святого…

– Я в честь скита! – объявляет он.

Просто ЛЮБИТ – и всё!

Вот Маша поплакала, опять рассказать что-то может.

Маша рассказывает:

– У меня в подростковом возрасте были серьезные проблемы со здоровьем; отец Илиодор как узнал, так запереживал, что, не зная, как тут поучаствовать, вдруг ни с того ни с сего от переполнявших его чувств: «Пусть черешню ест!!!» – благословляет. Мы на полном серьезе стали закупаться черешней, я ее ела, но, так понимаю, дело все-таки не в черешне – это разве что нам послушание такое, а отец Илиодор молился. Хотя и я тогда именно осознанно уже, усилием, как сказано: «всей крепостью» (Мф. 22: 37), – молиться стала. Акафисты читала каждый день. Когда мне исполнилось 18 лет, всё как рукой сняло. Иногда какие-то искушения по здоровью, известно, попускаются, чтобы от чего-то человека уберечь.

(Опять плачет.)

Вот был человек, который меня любил. Ни за что-то. А просто любил. Ему не надо было доказывать, что ты хорошая, чтобы тебя он любил. Он тебя просто ЛЮБИТ – и всё!

Он просто всей своей жизнью свидетельствовал о любви

Матушка Любовь:

– Помню, у нас как-то от храма шел автобус в Троице-Сергиеву Лавру. Лето, жара. В автобусе – невыносимая духотища. Я думала: умру там. А по пути связь еще пропадает. Приезжаем уже в Сергиев посад, смотрю: у меня 12(!) пропущенных звонков. Тут же набираю:

– Где вы? Что это такое?! Куда пропали? Я места себе тут не нахожу. Что там с вами происходит?! – этот бесконечно родной голос в трубке!

У меня, разумеется, слезы на глазах. И как-то враз весь этот морок и тягота – отступают. Если тебя кто-то любит, можно жить дальше.

– К Лавре, батюшка, подъезжаем…

– Не отвечаешь. Я думал, не случилось ли что…

– Батюшка, да какая авария! Автобус большой, что там с ним случится?..

– А жара-то какая! Куда вы сорвались по такому солнцепеку?! У вас там хоть кондиционер в салоне есть?

– Нету…

Вот такой он и был – просто окружал тебя заботой. Принялся тогда молиться, чтобы жара поутихла! Представляете? Этот «Солнечный дар» умел со Своими договариваться.

Звонил он часто.

– Люб, ну как вы? Про ребят-то расскажи. А что там Машеньке надо? Что она любит? Курточку, может? А какой у нее сейчас размер? Ой, слушай, а может, я тебе лучше денежек сейчас переведу, а ты ей купишь? А у Коли-то как дела? и т.д.

Потом денежку пришлет и: Коле это, Ване то, Ане то-то, Маше вот это. Так он же и переведет еще столько, что и поверх его распоряжений остается. Любил так – что свободу предоставлял. Ничему никогда не поучал. Он просто всей своей жизнью свидетельствовал о любви.

Спрашивал всегда о чем-то бытовом, всем интересовался, до всего ему дело было. Во всех сложных обстоятельствах жизни он всегда оказывался рядом с тобой. Встретит, моську твою в слезах бородой своей оботрет, обнимет, поцелует тебя в макушку. Это как Машенька сказала:

– ЛЮБИТ – и всё!

Что еще надо? А любовь-то – она навечно.

Записала
Ольга Орлова