Уходя в монастырь, человек отрекается от всего мирского и приносит обеты девства, послушания и нестяжания. Но случается и такое, что монах не может или не желает больше держать эти обеты и хочет уйти из монастыря.
Препятствовать такому желанию настоятели монастырей не могут. Но они обязаны попытаться уговорить желающего стать мирянином остаться и не отказываться от принесённых обетов. Но что же происходит, если монаха не удаётся отговорить?
Есть разрешение
Архимандрит Тихон (Шевкунов) в статье «Необратимость монашеских обетов» констатирует, что до 1823 года Русская Церковь руководствовалась всеобщим православным каноническим актом, провозглашавшим человека, принявшего монашество, раз и навсегда мёртвым для мирской жизни.
Однако в апреле указанного года игумен одной из обители Екатеринославской епархии Иоасаф (Левединский) обратился в Священный Синод с просьбой разрешить ему выйти из монашеского чина, вернуться к мирской жизни и жениться.
Вслед за этим последовали ожесточённые споры в высшей церковной инстанции, которые завершились принятием «Закона о снятии монашества», значившегося в «Полном Собрании Законов Российской Империи» под номером 29413.
Повторно признанный легитимным 26 октября 1832 года данный законопроект был окончательно закреплен в 86 статье Духовной Консистории, хотя он не отвечал ни одному, ни каноническому, ни теологическому обоснованию Восточной Православной Церкви.
Пытавшийся разобраться в этой странной ситуации грек Мелетий Апостолопулус в своей работе «Церковное право Восточной Православной Церкви» оставил для читателей следующее заключение: «Мы обратились к лучшим канонистам России с просьбой разъяснить, каким образом эта практика Русской Церкви совместима с основополагающими учениями Восточной Церкви по этому вопросу. Из полученных ответов явствует, что они не в силах дать разумное обоснование этой практике».
Процедура снятия обета
Прежде чем приступить к процедуре снятия обета с монаха, пожелавшего покинуть стены обители, все члены духовного братства должны были приложить максимум усилий, чтобы убедить его остаться.
Первым эта обязанность возлагалась на игумена, если его доводы не имели успеха, то к делу подключался назначаемый епископом клирик, а после весь епископский совет.
На убеждение монаха представителям духовенства давалось полгода, если в течение этого времени их увещевательные беседы не способствовали смене пагубного решения, то согласно пунктам 446-450 и 500-501 первой части «Правила» он мог отступить от своих обетов.
Чтобы добровольно вернуться к жизни мирянина, монаху предстояло пройти процедуру извержения из духовного сана, которая попросту именовалась расстрижение, а инок — расстригой.
Для этого в церкви или в епархиальном управлении перед расстригой зачитывался текст указа о лишении его духовного сана, после чего под всеобщие восклицания «Анаксиос!», что с греческого языка переводиться как «Недостоин!», с него начинали снимать монашеское одеяние соответствовавшие его чину: камилавку, куколь, клобук, скуфью, подрясник, рясу.
О данном ритуале, правда, в отношении иноков, нарушивших монашеский устав, говорил ещё преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, который описывал, что в обителях преподобного Пахомия «если заметят, что за ним [монахом] водится порок какой-нибудь ропотливости или злого прослушания, то скинув с него монастырские одежды и надев мирские, выгоняют вон из монастыря».
Монашеское одеяние оставившего служение Богу человека сразу же после его ухода сжигалось вместе с другим исчерпавшим срок службы церковным инвентарём.
Лишив отступника права ношения монашеских одежд, ему отстригали клок волос с головы и бороды, выдавали мирское платье, запрещали носить имя, присвоенное при постриге, забирали выписанную при поступлении в монастырь «ставленую грамоту», а затем расстриженного инока жезлом прогоняли из храма.
Если же насельник состоял в священном сане, то по решению либо епархиального архиерея, либо церковного суда он лишался своего чина и права совершать богослужения.
В наши дни в данной процедуре произошло лишь одно изменение: отказавшемуся от монашества отступнику больше не отстригают волос, но, как и прежде его отпевают исключительно по мирскому чину.
Отец Парамон: каждый христианин — монах
Автор Юлия Богородская
05.10.2018 08:00
Религия » Религии России » Православие
Что лучше для духовного мира человека — семейная жизнь или монашество? Почему решение уйти в монастырь не должно приниматься в спешке и быть импульсивным? Какие сложности ждут послушника в стенах обители? Как быть с родными, остающимися в миру? На эти и другие вопросы «Правде.Ру» в 2012 году ответил наместник Донского монастыря игумен Парамон (Голубка).
— Отец Парамон, что лучше — семейная жизнь или монашество?
— Каждый христианин стоит перед выбором, как лучше послужить Богу. Один путь — создание семьи, а другой — монашеская жизнь, и в зависимости от внутреннего устройства каждый выбирает свой путь, но ни один из них не является лучшим. Главная цель и женатого, и монаха — это спасение души. Вспомните преподобного Макария Великого, который думал, что достиг монашеского совершенства. Господь отправил его к двум женщинам в город, которые смогли угодить Богу наравне с ним. Макарий спросил их, как они смогли это сделать. Оказалось, что они старались жить в мире, смиряясь друг перед другом, и это в глазах Бога перевесило все подвиги преподобного Макария Великого. Прочитайте статью Иллариона Троицкого «Единство идеала Христова», где он говорит о том, что одни и те же заповеди существуют как для монахов, так и для мирских людей, и все должны их исполнять.
— Почему люди уходят в монастырь?
— По разным причинам. Главное — решение это должно быть осознанное, ведь этот путь выбирается раз и на всю жизнь. Человек должен честно определиться, зачем он это делает, потому что, оказавшись в монастыре, он может впасть в уныние, не обретя там желаемого идеала. Именно поэтому в монастырь не принимают сразу, человеку дают возможность сначала потрудиться, почувствовать монашескую жизнь изнутри. Потом он проходит послушнический период — обычно год-два, но некоторые люди могут и дольше оставаться послушниками, и только после того, как сам человек решит принять монашеский постриг, его постригают. Никаких постригов по уговору или по принуждению не существует.
— Сейчас многие люди, далекие от церковной жизни, осуждают монахов за выбранный путь — все думают, что они убегают от мира, от проблем…
— Все внешне выглядит именно так: жены нет, тещи нет, жизнь комфортна, от скольких проблем убежал! Преподававший у нас в семинарии о. Артемий Владимиров часто говорил, что если мы хотим пройти наивысшую школу смирения, нам нужно жениться, потому что ни один духовник не смирит так человека, как его жена. Монашество и семья — два разных пути, одинаково сложных. Если кто-то убегает в монастырь от жизненных проблем, то совершает большую ошибку, так как в монастыре он столкнется с большими проблемами.
— В чем заключается суть монашества?
— Монашество состоит из трех вещей — молитвы, послушания и келейного правила. Это довольно нелегкий путь, так как, вступая на эту тропу, человек сталкивается с теми проблемами, с которыми не сталкивался в мирской жизни, потому что в монастыре брань не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесной. Человека начинают мучить сомнения, испытывается его стойкость. Самостоятельно, без опытного духовника и святоотеческих чтений молодому монаху этот путь не осилить, поэтому когда человек окормляется у более опытного подвижника, он избегает многих ошибок.
— Почему при пострижении человеку дается новое имя?
— Священномученик Илларион (Троицкий) говорит, что как при крещении, так и пострижении человеку прощаются все грехи, он отрекается от прошлой греховной жизни, сбрасывает мирские одежды, заново рождаясь, добровольно становится младенцем, чтобы возрастать в мужа совершенного, в меру полного возраста Христа. Некоторые говорят, что при пострижении происходит обновление крещальных обетов. Поэтому как при крещении, так и при пострижении человеку дается новое имя.
Вообще, по сути, каждый христианин — это монах, но настоящий постриг обязывает человека быть достойным звания воина Христова, потому что это звание — не набор каких-то правил поведения, а внутреннее состояние человека. И если человек внутренне преображается, то постепенно преображается его внешность, и поведение. Но на этом пути его поджидают большие опасности, искушения и сомнения.
— Какие это опасности?
— Одно из самых главных искушений монаха — одиночество, которое нужно полюбить. Если человек не живет правильной духовной жизнью, то увлекается, к примеру, современными информационными технологиями. Всего этого монах должен избегать не в силу каких-либо запретов, а потому что все его личное время будет заполнено ненужной информацией, через которую у человека развиваются страсти. Для монаха это вдвойне страшно, потому что он начинает вести образ жизни, только внешне напоминающий монашеский. Нередко это приводит к тому, что монах может даже уйти из монастыря. Это очень печальные случаи, так как данные им обеты с него не снимаются — он становится клятвопреступником.
Другое искушение — стремление монаха жить по своей воле, воспринимая послушание как желание других подчинить его себе. Когда же инок воспринимает это повеление как волю Божию, ему очень легко жить в обители.
— Монах отрекается от прошлой жизни — но ведь в прошлой жизни у него остаются родители, которым нужна помощь. Как с этим быть?
— Когда человек женится или выходит замуж, разве он каждый день бывает в родительском доме? Конечно, нет. У него своя семья и он уже не может много времени уделять родителям. Или вспомните житие Сергия Радонежского: он хотел в раннем возрасте уйти в монастырь, но ушел только после смерти родителей.
Монахам не запрещается общаться ни с друзьями, ни с родителями, тем более, если монашествующий — единственный ребенок в семье. Из Донского монастыря монахи ездят в к родителям. Я и сам езжу к ним. Родители для меня не стали менее значимы после ухода в монастырь. Бывает, что когда один из родителей умирает, другой уходит в монастырь к сыну или дочери, принимает постриг — так появляется возможность ухаживать и следить за родителем прямо в монастыре.
— Как быть с теми людьми, которые не создали семью и в монастырь не ушли?
— Не надо всех людей, которые не создали семью, загонять в монастырь. Невольник — не богомольник, зачем вынуждать человека делать то, чего он не желает?! Здесь нет свободы, а есть давление общественного мнения. Надо, чтобы человек созрел и смог принять самостоятельное решение.
— Может ли монах давать советы мирским людям?
— Могу сказать из своего опыта. Если ко мне обращались с вопросами по семейной жизни, то я отправлял людей к женатым священникам. Человек не может знать всего, и лучше сказать, что ты чего-то не знаешь, чем дать плохой совет, от которого человеку станет только хуже. У любого священника, иеромонаха на первом плане должна стоять польза для человека. Главное — не навредить…
— Существует сегодня в России ли старчество?
— После революции традиция старчества в России была утрачена. Я знаю только двух людей, которых можно отнести к современным старцам. Это о. Кирилл (Павлов) и о. Ефрем из Ватопеда. Когда я общался с о. Ефремом, было ощущение, что я общался с архимандритом Кириллом (Павловым) — один и тот же Дух. На Афоне при общении с отцом Ефремом для меня это стало ясно.
С о. Кириллом мне посчастливилось жить на одном этаже, когда я учился в Московской Духовной академии, и это самое теплое воспоминание о том времени. Монастырь менялся на глазах, братия становилась другой, когда появлялся отец Кирилл. Его можно сравнить с хорошим настройщиком пианино. Отец Кирилл умел настраивать всех на правильный лад, он умел сказать каждому то, что потом заставляло человека меняться. А когда он читал Священное Писание, складывалось ощущение, что он не просто его читает, а пережил все то, что там написано…
— Возродится ли старческая традиция в России?
— Надежда есть, но возрождение не начинается с реставрации стен, оно идет изнутри: когда человек преображается сам, он преображает вокруг себя все. Поэтому для того, чтобы возродилось старчество, нужно чтобы наши монашествующие доросли до этого.
Старчество всегда присутствовало на Руси, но в XIX веке был расцвет старчества в Оптиной пустыни, там появилась сразу целая плеяда старцев. У нас сейчас многие ищут особых духовников, чтобы разрешить сразу все проблемы, ищут легкого пути, которого не бывает. Найти духоносного старца сегодня очень сложно — можно потратить на это всю жизнь, но так и не найти. Поэтому надо не только искать, но и самому работать над собой. Мы не знаем, кого как Господь и к чему приведет.
— Существуют ли какие-либо ограничения для тех, кто желает уйти в монастырь? Например, свое дело, бизнес?
— У коптов в Египте существует целый ряд ограничений при поступлении в монастырь: если человек имеет множество житейских неурядиц, или у него нет высшего образования — его не примут. Поэтому человек, уходя в египетский монастырь, отказывается от всего, что ему предлагает мир, жертвует карьерой, успехом, потому что его привлекает другая красота. Это очень интересный подход.
— У нас в России все по-другому…
— В России в монастырь приходят разные люди. Я знал одного монаха в Лавре, его звали Селафиил, он ушел в монастырь в 60 лет. В миру он был успешным человеком, у него была многодетная семья, но когда умерла жена, он больше не женился и, вырастив детей, ушел в монастырь. Он был интересным батюшкой, молитвенником и искренним служителем Божьим. К нему обращались с семейными проблемами. Было много интересных случаев, связанных с ним.
Однажды благочинный увидел, как красивая молодая женщина с ребенком выходит из кельи о. Селафиила. Он ее спрашивает, кто она такая и зачем пришла. Женщина ответила, показывая на мальчика: «А это его сын». Благочинный очень удивился, тогда женщина уточнила, что этот мальчик родился по молитвам отца Селафиила.
Был еще один интересный сюжет, связанный с этим батюшкой. Когда о. Селафиилу исполнилось 90 лет, ему приставили послушника. И вот однажды мы идем от братского корпуса и видим, что недалеко от нас идет Селафиил с послушником, но послушник вдруг поскальзывается, а 90-летний монах держит его на руке, так что было сложно определить, кто кого опекал — послушник отца Селафиила или наоборот…
— Есть ли разница между монастырями и обычными приходскими храмами? И как должно строиться взаимодействие между ними и прихожанами?
— Я служил в приходском храме на острове Сахалин восемь лет, и для меня, что монастырь, что приход — это одно и то же — христианская семья. А чего ожидают от членов семьи, или от тех, кто входит в состав семьи?!
В одном монастыре в Санкт-Петербурге было создано 32 группы по интересам, и в работе этих групп принимают участие большинство прихожан монастыря. Это очень хороший пример, его можно взять на вооружение и Донскому монастырю, чтобы прихожане чувствовали себя не просто захожанами, а активными участниками жизни. Нужно, чтобы община не прозябала, а реально действовала на благо людей. Наша вера не заключается только в словесном исповедовании, она должна обретать свое воплощение в жизни.
— Батюшка, и последний вопрос: как не осуждать людей?
— Я скажу словами святителя Иоанна Златоуста: надо отделять грех от грешника. Грех — это поступок, а грешник — это человек. Если вы осудили человека, то вы соединили поступок с человеком. Надо помнить, что каждый человек ошибается. Не знаешь, как и где упадешь, поэтому для человека ошибка или падение другого — это стимул молиться за него, чтобы Господь помог ему справиться с постигшим искушением. Если будешь его осуждать, твое падение может оказаться куда большим.
Мирская жизнь
Получив справку о пребывании в монастыре, бывший инок мог социализироваться в мирской жизни, хотя в Российской империи отношение к расстригам было весьма предвзятым, вплоть до ущемления их гражданских прав в течение длительного времени.
Согласно данным приведённым историком Леонидом Беловинским бывший монах, вернувшись в светское общество, восстанавливался в своём прежнем сословии, но лишался всех чинов.
Если расстрига был дьяконом или священником ему на протяжении 10 лет был закрыт путь к государственной службе, а в армию его могли взять лишь рядовым.
Для иноков действовал 7-летний запрет на проживание в столице, а также в пределах той губернии, где располагалась его прежняя обитель. Кроме того, в этот период он не принимался на гражданскую службу и не мог жениться.
Что касается венчания, иными словами церковного брака, то расстриги к нему не допускались, поскольку считалось, что смертный архиерей неспособен освободить индивида от его добровольно данного Богу обета безбрачия в бытность монахом.
Поскольку уход из монастыря приравнивается к каноническому преступлению, то лицо, совершившее этот шаг, «приговаривалось» к отлучению от Святого Причастия на время определяемое главой епархии отдельно в каждом конкретном случае.
В старину неисполнение запретов каралось ссылкой расстриг в сибирские поселения.
Почему православные священники могут иметь семью, а католические- нет?
Поделиться
Источник фото: https://www.orthedu.ru/
Источник фото: https://www.orthedu.ru/
Одним из основных отличий православных священников от католических является то, что православные священники могут пребывать в браке и иметь детей. А клирикам Римско-Католической церкви это делать запрещено. Да-да, католический священник, принимая сан, обрекает себя на пожизненное одиночество. Почему же в Православии правила личной жизни священника менее строги, чем у католиков? Для ответа на этот вопрос нам с вами придется обратиться к истории.
До 11 века Церковь была единой, православные и католики жили вместе в рамках одной традиции, согласно которой, священнослужители, если они не состояли в монашестве, могли иметь семьи. Впрочем, начиная с 7-го века на востоке безбрачие стало обязательным для епископов. Епископ — высшее служение в Церкви, на епископе лежит особая ответственность. Потому было решено, что совмещать семейную жизнь и пастырские заботы для епископа крайне сложно. Так с 7-го века на востоке епископы перестали быть женатыми. Обычным священникам и диаконам, как и прежде, дозволялось вступать в брак. Правда, до рукоположения. И брак для священника может быть только первым и единственным. Это правило действует до сегодняшнего дня. Если священник овдовеет, то повторно жениться ему будет нельзя.
На западе закон о безбрачии в Церкви был усилен. С 7-го века одинокая жизнь стала требоваться и от епископов, и от прочих священнослужителей. Если на востоке правило насчет одинокой жизни епископов четко соблюдалось, то на западе с безбрачием клириков имелись проблемы. Вплоть до 11 века то там, то тут появлялись епископы или священники, состоявшие в браке, имевшие, соответственно, жену и детей.
Епископские или священнические сыновья, благодаря протекции своих отцов впоследствии получали выгодные места для церковного служения. В 11 веке у руля Римско-Католической церкви оказался Папа Григорий VII Гильдебрандт, человек жесткий, но при этом строгих моральных правил. Он-то и решил положить конец вольностям в церковной среде и под страхом суровых наказаний запретил епископам состоять в браке. Под запрет на женитьбу попали и все прочие священнослужители Католической Церкви — священники и диаконы.
Данному запрету Папой Григорием было дано богословское объяснение. Священнослужитель символизирует собой Христа. Как Спаситель в течение жизни был одинок, то и священники должны вести одинокую, безбрачную жизнь. Православная Церковь никогда не соглашалась с западной традиций запрета на семейную жизнь для священников и диаконов. С точки зрения востока — брак является Богом установленным обычаем. Более того, как приходской священник может вести пастырскую деятельность и помогать решать, в том числе, семейные проблемы, если сам он ничего о семейной жизни не знает.
Возвращение в монастырь
В случае если бывший монах, осознав ошибочность своего деяния, изъявлял желание вернуться в обитель, он восстанавливался в нём в порядке, предписываемом для тех, кто по решению Священноначалия был исключен из монастыря.
Обычно после принесения покаяния расстрига отправлялся служить Богу в ту же братию, которую ранее покинул, но если к тому времени она закрывалась, его переводили в другую.
Успешно пройдя испытательный срок, ему разрешалось именоваться прежним церковным именем и носить монашескую одежду.
