Жизнь в вере. Возрастание в смирении через послушание (часть вторая)

Этот святой с первого до последнего дня в своей обители был образом совершенного послушания. Преподобный Симеон Афонский (фото которого будет представлено немного ниже) прожил в монастыре с общежительным уставом 46 лет. Он постоянно молился «до великих слез» и жизнь свою превратил в великий подвиг из-за любви к Господу своему. Монах Симеон Афонский никогда не был в затворе и не удалялся в пустынные местности, так как считал все это вспомогательными средствами, но не самой целью христианской жизни. Однако в то же время он был очень далек от мирской жизни.

Монах Симеон Афонский: биография

В миру его звали Симеоном, после пострижения в монахи стал Силуаном. Он родился в 1866 году в селе Шовское Тамбовской губернии, в благочестивой семье бедного крестьянина Антонова Иоанна. Его родители были очень трудолюбивыми, мудрыми и кроткими от природы людьми, хотя и безграмотными.

Сам старец потом вспоминал, что его семья была дружной и большой, жили они очень бедно, но по возможности старались помогать нищим и голодным, иногда даже отдавая последнее, что у них было. С большим интересом и радушием они принимали странников. Отец часто разговаривал с ними о Боге и о православном христианстве. Эти беседы не могли пройти мимо восприимчивой души юного отрока.

Помощь старшим

С самого детства Симеон помогал родным, конечно же, в меру своих сил, братьям — в строительстве помещичьего имения, а отцу — в поле. И, скорее всего, именно по этой причине он оставил свою сельскую школу, в которой проучился всего-то «две зимы». Однако это не остановило его в стремлении к знаниям, которое было присуще ему всегда.

Семья Антоновых была очень набожной, неразрывно связанной с сельским храмом, в который они постоянно ходили на службу. Это с младенчества привило Симеону чувство благоговения перед Божьим словом, и от этого его душа преисполнялась чувством христианского смирения и разных добродетелей. В храме он научился церковной грамоте, сосредоточенной молитве и внимательному изучению книги «Жития святых».

Почувствовав Божью благодать всей своею душою и сердцем, однажды он решил уйти послушником в монастырь, чтобы потом принять постриг. Однако это стремление не поддержал его отец, который посчитал, что сначала ему надо отбыть на военной службе, а уже после принимать это важное решение.

Симеон не мог ослушаться воли родителей и продолжил свою обычную жизнь. Ему тогда было всего 19 лет. Вскоре он забыл о своем благочестивом намерении. Он, молодой и красивый, как и многие его сверстники, стал поддаваться разным искушениям мирской жизни.

Жизнь в вере. Возрастание в смирении через послушание (часть вторая)

о годах своих духовных поисков и становления игумена Валаамского монастыря Преосвященного Панкратия, епископа Троицкого, и его друга иеромонаха Симона (Бескровного), пишущего под именем монаха Симеона Афонского.

Монах Симеон Афонский (иеромонах Симон Бескровный) начал свой путь в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, долгое время подвизался в горах Кавказа. В настоящее время проживает в одном из скитов на Святой Афонской Горе.

В книге «Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога» под именем архитектора Виктора знающие люди без труда узнают Владислава, будущего епископа Панкратия.

Епископ Троицкий Панкратий:

После переселения людей, проведенного Хрущевым, местные таджикские кишлаки опустели: людей из гор послали на равнины выращивать хлопок. Многие погибли – это трагедия всего таджикского народа. В горах очень хорошие условия для жизни, курортные: там чистый воздух, вода, достаточно умеренный климат, много зелени… Когда там стало невозможно жить, и местом наших поисков стал Кавказ, мы часто с сожалением вспоминали о горах близ Памира…

На Кавказе были целые селения пустынников, живших нелегально, вне закона. Среди них были и опытные, духовно зрелые монахи. Местные власти борьбу с пустынниками вели спустя рукава, но были ситуации и серьезные, когда на вертолетах облетали горы в поисках пустынек и находили кельи – их сжигали. Тяжело было жить, постоянно прячась…

Монах Симеон (Афонский):

В утренние и вечерние часы мы молились без Антона – наш друг по домашнему монастырю, – так как он рано уходил на работу, а приходил поздно. Особенно нам полюбились молитвы ночью, когда маленький огонек лампады уютно освещал комнату. Улица, которая была и без того тихая, уже спала. В раскрытые окна лился запах цветущей сирени. Если сидеть, затаив дыхание, то становилось слышно, как бьется сердце соседа. Время словно не существовало. Была лишь долгая чудная ночь и нескончаемая молитва, из которой не хотелось выходить, если бы не затекшее тело.

Случались и забавные эпизоды. Антон, сидя на коленях в молитве, постепенно наклонялся, все ниже и ниже, головой свисая почти до пола, но не выпускал из рук четок. Бедняга работал иногда допоздна и сильно уставал. Виктор проявлял строгость и стучал рукой по полу. Наш друг вздрагивал и тут же смиренно выпрямлялся. Иногда литовец во время молитвы начинал громко храпеть и Виктор подталкивал его локтем:

– Молись, не спи!

– А я не сплю… – шептал тот.

– Да как же ты не спишь, если храпишь?

– Я могу не спать и слышать, что я храплю! – упрямо шептал Антон.

В летние месяцы в наш «монастырь» приезжали гости – верующие ребята из Москвы и Питера. Нам больше нравились питерцы – тихие, спокойные и интеллигентные. С некоторыми из них мы подружились на всю жизнь. Помню, когда гость северных широт увидел у нас зеленый неспелый виноград и стал его с удовольствием есть, я обратился к нему: «Через две недели виноград поспеет и лучше есть его потом!» На что получил ответ: «А у нас в Питере это считается спелым виноградом!» Пришлось купить на рынке спелый виноград, и Максим открыл для себя его истинный вкус.

Тогда впервые от нашего друга и любителя винограда из Питера, серьезного исследователя русского Севера, я услышал о великом русском святом – преподобном Серафиме Саровском. Жития его у нас не было, пришлось ограничиться рассказами питерского гостя. Знаменитому подвижнику несколько раз являлась Матерь Божия, поэтому Дивеево – великая святыня. Теперь в Сарове, где подвизался преподобный Серафим, секретная зона и сотрудники спецслужб с собаками прогоняют всех паломников, пытающихся пробраться к святому источнику. Услышав такой волнующий рассказ, я обратился к преподобному с просьбой хотя бы раз одним глазком посмотреть на это святое место, что и исполнилось спустя несколько лет.

Епископ Троицкий Панкратий:

Преподобный Серафим Саровский, прежде чем стать великим подвижником, много лет прожил в монастыре, затем в уединении – в пустыне. Все силы свои положил на тяжелую борьбу с самим собой: со своими грехами, страстями, – с «ветхим» человеком внутри себя. То же самое можно сказать и о преподобном Сергии Радонежском, и о других святых. Они следовали Христу, старались исполнять Его заповеди, искали волю Божию и следовали ей.

Святые подвижники достигали очень высоких духовных состояний, реальной святости, их жизнь была благодатной, с Богом. А почему я так плох, почему я так далек от Бога? На мой взгляд, главное – быть всегда верным Христу, не грешить сознательно, терпеливо переносить всё, что посылает или попускает Господь. Помнить о своем ничтожестве, стремиться стяжать смирение, не осуждать никого, вообще изгнать неприязнь из своего сердца. Всегда помнить о Боге, жить так, чтобы слова молитвословий не расходились с делами. Если осознаешь свое плохое состояние, то хорошо – у тебя есть шанс исправиться. Если тебе много лет, а ты еще не изменился к лучшему, не поборол страсти, то не отчаивайся. Если ты отойдешь ко Господу в борьбе за жизнь христианскую, то Он тебя помилует, даже если ты не достиг святости – того, к чему призван каждый христианин.

Монах Симеон (Афонский):

В те годы нам с Виктором не довелось попасть в разоренное Дивеево, но Господь промыслительно привел нас в Троице-Сергиеву Лавру, где преподобный Сергий стал моим любимым святым. Помню, как в одну из поездок мы вошли в храм, наполненный верующими. В углу отсвечивала разноцветными огоньками лампад серебряная рака с мощами. У раки иеромонах служил молебен преподобному. Небольшой хор певчих стоял тут же, в стасидиях вдоль стены, и трогательно подпевал священнику. Встав в длинную очередь, мы поклонились мощам преподобного Сергия и поцеловали стекло, под которым виднелся монашеский покров. Все в этом старинном храме с древними иконами словно дышало и жило преподобным. Кроме того, здесь чувствовалось что-то еще, какая-то возвышенная неземная святость, которая заставляла трепетать сердце.

– Какое невероятно благодатное место! – поделился я своим восторгом с Виктором. – Какая удивительная святость!

Несколько лет спустя я узнал, что рядом, за железной старинной дверью с дырой от пушечного ядра, находится место, где стояла келья преподобного, в которой ему явилась Пресвятая Богородица. Чувство неизъяснимого счастья неспешно, словно подготавливая трепещущее сердце к главной встрече в жизни, начало овладевать моей душой, как будто она давно тосковала об этой встрече и ожидала ее. Это чувство становилось все больше и больше, не вмещаясь в сердце, пока из груди не вырвался возглас удивления: «Матерь Божия, как же велик Твой святой!» Кроткая животворящая благодать преподобного Сергия словно привязала мое сердце к вечному духовному единению с преподобным и Троице-Сергиевой Лаврой. Голоса певчих растворились в незримом веянии благодатной нежности, которая нескончаемо струилась от мощей святого угодника Божия. По моим щекам тихо катились слезы благодарности. Сердце плачем сообщало, что оно нашло свою земную родину – Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, и Небесную родину – преподобного Сергия, который до того стал родным и близким, словно был моим родным отцом. С той поры сердце мое стало принадлежать преподобному Сергию и, вместе с ним, его святой обители, не ведая, через какое горнило искушений ему еще предстояло пройти.

Душа, свободная по рождению, добровольно впадает в рабство похоти и гнева, уверяя себя, что они присущи ей с момента ее появления на свет. Сколько душ поддалось и поддается этим нелепым утверждениям, считая эти страсти «естественными». Но истинная свобода от похоти и гнева втайне живет в каждом сердце и говорит с ним неслышимым голосом совести, голосом, который не может заглушить никакой разврат и никакая злоба.

Епископ Троицкий Панкратий:

Тридцатилетие со дня монашеского пострига

3 июля 1987 года – ровно 30 лет назад – в Свято-Троицкой Сергиевой лавре был совершен монашеский постриг послушника Владислава Жердева с именем Панкратий

Грузины на территории Абхазии, главным образом, грузинская милиция, «делали бизнес»: они брали какого-то известного пустынника, когда тот выходил в город что-то купить (а пустынника легко было распознать – волосы и борода), привозили к себе в отделение, но давали ему возможность сообщить верующим и называли сумму «выкупа». Верующие, конечно, собирали эту сумму, и все к общему удовольствию расставались. Пустынник возвращался в свою пустыню, а милиционер зарабатывал себе какую-то копеечку.

Монах Симеон (Афонский):

С самыми близкими из наших друзей мы совершали далекие походы с молитвами на привалах и ночевках, штурмуя высокие горные перевалы, которые мне довелось узнать еще во время работы на Пештове. Но самые заповедные места в горах мы исследовали вместе с верным Виктором. Нас всё больше стали интересовать уединенные районы без дорог и кишлаков, чтобы там, в горах, устроить постоянную молитвенную базу. Мы пользовались в походах географическими советскими картами, но, заметив, что они не совпадают с местностью и точность их весьма относительна, вскоре выбросили их и передвигались в горах, полагаясь больше на чутье и горный навык.

В одно лето нас собралось в поход около десяти человек, и по общей просьбе я повел всех в лесной заповедник. Нас порадовало уединенное ущелье, бывшее моим приютом несколько лет; мы ночевали в саду у старика Джамшеда, который снова освоил свой старый заброшенный участок у реки, доставшийся ему от деда. Затем мы по притокам реки ушли на хребет Хазратишох и вышли к поселку Тавильдара. Когда наш отряд ехал в Бальджуван на попутных машинах, он растянулся по трассе на десяток километров.

Конечно, в большой компании всегда присутствовало больше веселья и шуток, чем молитв. Тем не менее, у всех на сердце было мирно и молитвенно в течение всего похода. Тишина и безмолвие гор незримо оказывали свое воздействие на наши души. Мы незаметно становились сосредоточеннее, глаза и ум отдыхали: глаза – от городской суеты, ум – от внутреннего кружения помыслов. Особенно хорошо мы почувствовали себя в черешневых садах Пештовы, где прошли многие мои годы в счастливом уединении и неустанной молитве. Невыразимое счастье, переполнив душу, словно бесконечная река, изливалось на весь окружающий мир. Невидимое утешение благодати повеяло в наших сердцах. Среди нас словно пребывал Христос, пока еще не в полной мере постигнутый каждым из нас, но уже безусловно и безраздельно ставший нашим единственным Спасителем и Помощником. Виктор даже воскликнул:

– Как хорошо здесь, просто удивительно! Даже не хочется уходить…

– А чего удивляться? Места-то какие, Господи, – одна благодать! – присоединился к нему Максим. – Такое я ощущал только на Соловках…

Это было последнее свидание с Пештовой и в то же время прощание с беззаботной молодостью, простым юношеским счастьем и жизнью в благодати и красоте Божия мира. Надвигался новый период, период скорбей и очищения от пагубных страстей юности – тщеславия и, наиболее изощренной страсти, гордыни.

Епископ Троицкий Панкратий:

У нас в Душанбе появились пустынники, и я сразу почувствовал: это то, что я искал. Они узнали, приехали, встретились со мной в церкви, я пригласил их к себе, мы познакомились. Один из них был уже схимник, другой – тоже серьезный человек. Тогда мы устроили первую келью в горах. Есть такое местечко – Чилдухтаран, там действительно много пещер, гротов, это напоминает знаменитые Красноярские столбы, но гораздо больше – целый регион. Это совершено уникальное место: эти выветрившиеся каменные фигуры, где можно легко спрятаться. Единственно, что это очень близко с Афганистаном.

Монах Симеон (Афонский):

Еще я любил молиться на Иверской горе, в часовне Матери Божией, где находились остатки древнего храма. Там особо ощущалось Ее благодатное присутствие. Верующие говорили нам, что на этой горе произошло явление Пресвятой Богородицы в XIX веке. Постепенно Новый Афон стал для нас любимым местом паломничества и духовно родным домом. С верующими в Абхазии Бог привел познакомиться и подружиться немного позже. Еще оставались для нас неведомы Команы, где находилось место захоронения святителя Иоанна Златоуста и пребывали мощи мученика Василиска, а также чудесный источник, забивший на месте его мучений.

После одной из поездок ко мне пришел Геннадий, устроившийся на работу в мастерскую по обслуживанию компьютерной техники.

– Нужно поговорить по секрету, – отозвал он меня в сторону. – Ко мне уже несколько раз приходили на квартиру сотрудники КГБ: один старый, другой молодой, – очень вежливые, из какого-то шестого отдела по борьбе с религией. Спрашивали о вас.

– Ну и что? Мы же ничего опасного не делаем! – удивился я.

– А они считают иначе. Интересовались, кто к вам приезжает, куда вы ходите в горах. Молодой подошел к полке с книгами: «О, вы любите астрономию? Я тоже люблю!» Пожилой заметил у меня радиоаппаратуру, говорит: «Вы увлекаетесь радио? Я тоже увлекаюсь. У нас, оказывается, есть общие интересы…» А потом перешли к «делу», – усмехнулся инженер. – «Скажите, вы – советский человек?» Говорю: «Советский…» Не станешь же отрицать!..

«А раз советский, – это все мне пожилой втолковывал, – то вы должны помогать советской власти!» Я молчу. «Мы просим вас сообщать нам о деятельности ваших знакомых!» Он назвал ваши фамилии.

– И что ты им ответил?

– Ответил, что, как православный, информатором у них не буду! Так молодой даже подпрыгивать начал на стуле от злости. Они говорят: «Мы рассчитывали на вас, а вы нас так подвели…» Вот такие дела!

– Спасибо, Гена, что предостерег нас, будем иметь это в виду. Но ты сам знаешь, мы с советской властью не боремся!

– Знать-то знаю, но будьте поосторожней!

Я с признательностью пожал другу руку:

– А к нам не хочешь присоединиться?

– Нет, уж я как-нибудь сам по себе. Заходи ко мне, когда время есть. Если будут новости от КГБ – сообщу…

Мы расстались, продолжая видеться время от времени.

В Душанбе зимние затяжные дожди иногда навевали уныние, и мы с большим удовольствием уезжали на крайний юг Таджикистана, в небольшой городок Куляб, на границе с Афганистаном. Приграничный климат зимой представлял собой сухие субтропики и чем-то напоминали Афганистан, какой-то отчужденностью и заброшенностью. Но тепло южного солнца, обилие фруктов и местных сладких фиников давали нам чувство отдыха и поддерживали молитвенное настроение.

Епископ Троицкий Панкратий:

Когда батюшка настоятель узнал, что я архитектор и умею рисовать, то он мне тут же дал поручение – реставрировать старые иконы. Я этого не умел, только по книжкам стал изучать как реставрируют иконы, а после пытаться писать новые иконы. Мне это занятие было очень по душе, хотя, конечно, иконами назвать эти самоделки можно условно. Но любовь к иконам и мечта об иконописании осталась на всю жизнь. Даже на Валааме попытался начать писать, но вскоре раздался звонок от Святейшего. Своим характерным, твердым голосом он сообщил мне, что принято решение назначить меня Председателем Синодальной комиссии по канонизации святых. Мои попытки как-то избежать сей участи отвергались самым жестким образом. Я понял, что об иконописи можно забыть.

Монах Симеон (Афонский):

Пока наш домашний «монастырь» проходил стадию энтузиазма, жизнь протекала относительно спокойно и недоразумения разрешались нами легко. Но от молитвы к молитве в нас росла ревность все более углубляться в неведомую нам, но интересную и увлекательную, как мы полагали, «монашескую» жизнь, не ведая, насколько она изобиловала суровыми и подчас жестокими испытаниями со стороны зла. Оно лишь выжидало момента сокрушить нас, подобно тому, как буря сокрушает гнездо неоперившихся птенцов.

Во всем случившемся мне некого винить, кроме самого себя, так как именно мое поведение послужило причиной полного краха нашего «монастыря». Моя ошибка состояла в том, что я самонадеянно начал считать свои молитвенные состояния как нечто заслуженное и приобретенное своими усилиями. По неразумию я тщеславно полагал, что достоин их, и они даны мне Богом на вечное наслаждение ими. К тому же страстное и сильное увлечение «Откровенными рассказами странника» не позволило увидеть, что в этом увлекательном повествовании нет описания духовных браней. Когда начались серьезные искушения со стороны зла гордостью и тщеславием, которые мгновенно переходили в похоть и гнев, я впал в полную растерянность и отчаяние.

Изменения коснулись и наших отношений с архитектором: он взял заказ от нашей душанбинской церкви написать большую икону трех святителей и усердно трудился над ней. Работа его удалась и прибавила уверенности в том, что Церковь для него и для меня, в нашем тяжелом искушении, единственное прибежище, что и пытался он мне доказать. Добрый мой товарищ начал уговаривать меня вместе с ним стать постоянным прихожанином Никольского храма, но мое уязвленное самолюбие отчаянно сопротивлялось совету Виктора: как он мог уйти от меня в церковь, что он может там найти, и с кем он будет там общаться? Но Бог вскоре открыл вначале ему, как более смиренному, а потом уже, через несколько лет, и мне, как более гордому, что только в Церкви и через Церковь можно найти истинного Спасителя и Помощника – Христа, возлюбившего нас и пролившего кровь за наши грехи. И в этом Виктор помог мне как никто другой, за что я ему пожизненно благодарен.

Епископ Троицкий Панкратий:

Был у нас один прихожанин, он учился в семинарии, и я смотрел на него, как на какого-то небожителя. Он приехал и сказал: «А почему бы тебе не поступить в семинарию?» – «Да кто я такой?» Он говорит: «Готовься». О семинарии, честно говоря, даже не задумывался: это казалось каким-то совсем другим миром. Но когда мне сказали, что надо поступать в семинарию, я взял благословение у настоятеля и стал готовиться. И кстати, настоятель, отец Николай, тогда интересную вещь мне сказал: «Вы будете архиереем». Недавно мы с ним встречались, и я ему это «припомнил», говорю: «У Вас дар пророчества, оказывается, есть».

Монах Симеон (Афонский):

В тот период нашей жизни мы сделали для себя важное открытие, которое сильно повлияло на нашу совместную жизнь. Мы узнали, что существуют чудотворные старинные иконы и что Бог очень помогает тем, кто молится перед ними. Первое такое открытие произошло в Третьяковской галерее, где мы испытали совершенное потрясение перед иконами Рублева «Троица», «Спас» и «Апостол Павел». Помимо необыкновенного иконописного мастерства, неодолимое благодатное притяжение этих икон вызывало в душе сильное желание пребывать в чистосердечной молитве. Наше долгое стояние перед музейными иконами очень не нравилось дежурным, которые то и дело подходили к нам: «Здесь вам не церковь! Хватит молиться, проходите!»

В Андрониковом монастыре в то время находилось собрание древних икон XII–XIV веков. В этот музей, как тогда именовался монастырь, мы заходили постоянно, когда бывали в Москве. Там были выставлены древние и с такой благодатной силой написанные старыми иконописцами изображения, что для сердца они казались не иконами, а сияющими окнами в Небесный мир. Невозможно было сердцу не начать молиться перед ними и не углубляться в благоговейную молитву, которую не хотелось прерывать. Если бы не назойливое одергивание со стороны дежурных, то, наверное, мы не смогли бы уйти оттуда добровольно.

Епископ Троицкий Панкратий:

Мне надо было ехать поступать в семинарию, я к тому времени уже подал документы. Но пустынники стали меня уговаривать не ехать в семинарию, а жить в пустыне: «Здесь настоящее монашество. Зачем ехать туда?». И, конечно, этим они внесли очень большую смуту в мою душу, они посылали меня на Кавказ – мол, иди, поучись там сначала, а потом возвращайся.

Монах Симеон (Афонский):

Архитектор старательно трудился над иконой в Никольском храме, а я одиноко жил в пустыне. Осенью в Душанбе приехал настоящий схимник с Кавказа, бывший московский режиссер. Схимник приехал с послушником и пожилым фронтовиком, их сопровождал иеромонах из Троице-Сергиевой Лавры. Все они познакомились с моим другом в душанбинской церкви. Монах покинул Кавказ из-за милиции, не дававшей ему покоя, и теперь искал уединения в горах Таджикистана. Вся группа просила Виктора показать им сокровенные места в безлюдных горах. Он повел их на хребет Хазратишох, изобиловавший пещерами и брошенными садами. После недолгих поисков схимник нашел подходящий грот, хотя архитектор предупредил его об опасной близости кишлака. Но отшельник утверждал, что недоступность грота – лучшая безопасность от любых охотников и убедил всех соорудить ему в этом гроте келью. С трудом вскарабкавшись туда, помощники соорудили из камней стенки, а крышу сделали из фольги, уложенной на толстые ветки и придавленной камнями.

Во время постройки кельи схимник демонстрировал полное послушание иеромонаху и говорил каждый раз, указывая рукой на камень:

– Благословите взять этот камень! Благословите взять тот камень!

Это повторялось до тех пор, пока иеромонах не выдержал:

– Слушай, я тебе благословляю брать все камни в этих горах! Можешь теперь работать спокойно!

Бывший фронтовик-разведчик, вызвавшийся помогать схимнику, отважный и смелый человек, тоже трудился наравне со всеми.

Но когда он услышал, при входе в ущелье, строгий приказ схимника: «В этом месте мы должны оставить наши советские паспорта, потому что они – зло! Дальше пойдем без паспортов!», – то оробел и заявил:

– Знаете, я много чего повидал, но такой приказ я слышу впервые! Мы что, обратно не вернемся?

Закончив постройку кельи, все помощники ушли, оставив отшельнику продукты на зиму. Через приезжего иеромонаха Виктор узнал о семинарии в Троице-Сергиевой Лавре и о старцах этого монастыря. Проводив новых знакомых, он остался трудиться в храме, готовясь к поступлению в семинарию. Его сердце устремилось к Лавре и к учебе в этом средоточии духовной жизни в России.

Епископ Троицкий Панкратий:

В то время с высшим образованием в семинарию не брали. Была такая негласная установка: с высшим образованием не брать, поэтому и мои шансы были ничтожно малы. И только когда началась перестройка, это стало возможным. Но у меня была большая жажда монашества, и мне объяснили, что можно попасть в Лавру, только если ты поступишь в семинарию. Просто так людей с улицы без семинарии в то время в Троице-Сергееву Лавру не брали. Поэтому у меня, конечно, такая установка была.

Монах Симеон (Афонский):

Сегодня Валаамский монастырь, его Игумен вызывают интерес со стороны прессы. Каждую неделю в обитель приходят запросы об организации интервью и бесед, съемках новых фильмов или сюжетов.

Осенью я приехал в Душанбе, и родители вручили мне письмо от Виктора. Он поступил в Московскую семинарию Троице-Сергиевой Лавры по рекомендации настоятеля Никольского храма, и советовал мне не оставлять храм и Причащение. Теперь я с ним был полностью согласен, потому что спешил в церковь, как никто другой. Исповедовался я, как всегда, у доброго батюшки Стефана, который приласкал меня и посоветовал во время приездов в Душанбе всегда посещать церковные службы. На сердце немного полегчало, как будто в душу проник живительный свет надежды, придав ей силы.

С отцом Стефаном я поделился радостью:

– Мой друг принят в семинарию и учится на втором курсе!

– Это хорошо, что ты радуешься за него, – озабоченное лицо батюшки посветлело от улыбки. – Великое приобретение для души – уметь радоваться чужому счастью! Никогда не завидуй. Зависть разрушает собственную жизнь до основания. Вообще запомни духовное правило: когда мы не тянемся к добру, тогда зло само притягивается к нам.

Епископ Троицкий Панкратий:

Приехал в Лавру в большом смятении: что делать – поступать или не поступать? К отцу Кириллу (Павлову) я тогда не попал сразу (хотя хотел к нему пойти), а попал к одному из его помощников-духовников, который мне дал один простой совет – «Ты поступай, и если поступишь, значит есть на то воля Божья, будешь учиться, поступишь в монашество и в Лавру. Если нет – поедешь на Кавказ». Я так и поступил – сдал документы, и представьте себе, это был первый год (1986), когда негласный запрет на поступление людей с высшим образованием в семинарию был снят. А если бы я, скажем, поступал в 1984-м, то меня бы, скорее всего, не приняли: «Высшее образование? Нет, Родина тебя не для этого учила, чтоб ты потом кадилом махал…» И нас приняли сразу во второй класс, потому что у всех было высшее образование.

Монах Симеон (Афонский):

События шли своим чередом. Время от времени приходили письма от Виктора. Сначала он сообщал, что учится в семинарии, затем, что зачислен послушником в монастырь, наконец, пострижен в монахи и рукоположен в иеродиакона. Он приглашал навестить Лавру, но больше всего обрадовало его предложение представить меня своему духовнику – отцу Кириллу, о котором иеродиакон писал много восторженных строк. Это предложение взволновало мою душу, не забывшую преподобного Сергия, с которым она стала связана неразрывными узами. И сама Лавра с ее старинными зданиями, крепостными стенами и площадями в цветах казалась среди мирской жизни неземным раем и благодатным прибежищем для уставших душ, ищущих надежной опоры в духовной жизни. После пустыни мои пылкие надежды на самостоятельный поиск спасения стали скромнее, поэтому я с радостью откликнулся на письмо Виктора и сказал родителям, что хочу поехать в Троице-Сергиеву Лавру повидаться с моим другом. Отцу и матери это сообщение доставило много радости, так как они почувствовали в моем намерении нечто большее, вошедшее в нашу жизнь и менявшее ее неуловимо и деликатно. Это было то, что называется Промыслом Божиим.

Иеродиакон, которого теперь звали Пименом, встретил меня со своим новым другом, отцом Прохором. С этим иеромонахом некогда архитектор сооружал келью схимнику. Высокий приветливый парень с ясными доверчивыми глазами, улыбаясь, благословил меня. Друзья помогли мне устроиться в гостинице для паломников. Внимательно осмотрев мой внешний вид, иеродиакон заметил, что мне желательно носить более строгую, черную или серого цвета одежду…

Подошла моя очередь. Я вошёл к батюшке на исповедь, спустившись на две ступеньки вниз, в еще более маленькую комнату, и опустился на колени перед аналоем с Евангелием и крестом. Наконец, я смог разглядеть духовника хорошо: худое лицо с впалыми щеками, в уголке носа шрам от ранения слегка прикрывали седые усы. Борода у него была длинная, с тремя косицами, глаза необыкновенно мудрые и добрые.

Сердцем и душой я уже полностью принадлежал моему старцу, духовному отцу и самому родному человеку на свете – отцу Кириллу. Долго и сумбурно я рассказывал о своей жизни, захлебываясь слезами. Духовник внимательно слушал, не перебивая и не задавая ни одного вопроса, а затем сказал:

– Нельзя жить в тупике. Нужно расти. Бог долго поливает дерево, а если не растет, срубает.

После разрешительной молитвы он благословил меня пока продолжать жить в пустыне и молиться, а также исполнять послушание пономаря, но не меньше двух раз в год приезжать к нему на исповедь и принимать участие в послушаниях в Лавре вместе с другими паломниками.

– Батюшка, что мне делать в пустыне?

– Сначала не делай того, чего нельзя делать православному человеку, а потом делай то, что нужно делать, чтобы спастись… – улыбнулся отец Кирилл.

– А что нужно делать?

– Всегда ищи одной правды Божией! Знаешь заповедь: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся

»? Избегай всякого зла и живи в добре.

– Батюшка, а можно мне начать читать монашеское правило?

– Можно, можно, – согласился он и благословил меня: – Читай главу Евангелия, две главы Апостола, три канона с Акафистом и кафизму. А главное – подвизайся в смирении. Если будут какие-либо недоумения по правилу, твой иеродиакон растолкует тебе всё…

Материал впервые опубликован в июне 2016 года.

Предостережение

Но сам Господь помог ему выбраться из пучины греховного погружения и мирской суеты, и тогда Симеон опять почувствовал сильное желание стать монахом.

Как-то раз вечером, вернувшись с веселых гуляний, он заснул и во сне увидел, как «смрадный змей» проникает в него. Он очень испугался и при этом почувствовал сильное отвращение, а потом, в момент пробуждения, ему были слова Пресвятой Богородицы, которая сказала, что во сне он проглотил змия, и ему противно, а Ей неприятно видеть, чем он занимается. Симеон сразу осознал свою греховную жизнь и потом сильно каялся за это перед Богом, благодарил Матерь Божию и опять захотел посвятить свою жизнь Всевышнему.

Однако сначала он исполнил наставления отца и прошел воинскую службу в Санкт-Петербурге. Там сослуживцы любили и уважали его, он был примерным, ответственным и исполнительным солдатом, а также верным товарищем. Именно в армии у него появляется дар мудрости. Благодаря его советам многие сослуживцы благополучно решали свои проблемы и получали душевный покой.

Юношеские годы и молодость

Взрослея, он только укреплялся в вере. Все шло к тому, что Симеон все больше отдалялся от мира и возрастал в желании быть ближе к Творцу. Это хорошо отражено в его цитатах и других писаниях.

В конце концов Симеон определился — он решился стать монахом. Обителью, в которой он хотел подвизаться, была Киево-Печерская Лавра.

Но все пошло не по плану. Отец юноши, понимая, что молодому человеку необходимо сперва набраться опыта, запретил ему постриг, посоветовав сперва пройти воинскую службу. Симеон подчинился воле отца.

Мирская греховная жизнь

Юное неустойчивое сознание и искушения дали о себе знать. После отказа отца он предался интенсивным гуляниям и пьянству. Проводил время с девушками и друзьями, часто попадая в разные передряги.

Однажды одна из его драк чуть не закончилась фатальным исходом. Будучи сильным, здоровым человеком, Симеон чуть не убил своего противника.

Но Господь решил помочь молодому человеку. Во сне Симеон увидел, как в него проникает отвратительный змей. Проснувшись, он услышал голос Богородицы, которая разъяснила, что его греховная жизнь так же противна Ей, как и ему было противно это сновидение.

Воинская служба

Проходя воинскую службу в Санкт-Петербурге в саперном батальоне, будущий монах все больше утверждался в своем желании иноческой жизни. Однажды он хотел посетить Иоанна Кронштадского, но, не застав его, оставил записку, в которой просил молитв.

Накопленные деньги Симеон систематически присылал на нужды Афонских монахов. Сослуживцы даже шутили над ним, что он «умом на Святой Горе».

Монашеский постриг

В 1892 году, вернувшись из армии, молодой человек попрощался с родными и начал свой долгожданный путь на Святую Гору Афон.

На Афоне он поступил в русский Свято-Пантелеймонов монастырь. Физическая работа, которую он там выполнял, давалась довольно легко. Сложнее было перебороть искушения. Бывали даже моменты отчаяния, когда он хотел покинуть Святую Гору, но Богоматерь и воспоминания о чудесном Ее призыве укрепляли юношу.

В 1896 году Симеон принимает монашеский постриг с именем Силуан. А в 1911 г. возводится в схиму (степень монашества, отличающаяся особо строгим уставом). Нес послушание монастырского эконома, заведовал мастерскими, продовольственным складом, торговой лавкой.

Дальнейшая жизнь Силуана наполнена борьбой с самим собой, со своими страстями и грехами. Он жил призывом Христа, обращенным к нему.

Держи ум твой во аде и не отчаивайся.

Держать ум во аде означает постоянно размышлять о своих грехах. Такой способ аскезы помогает человеку постоянно пребывать в состоянии смирения и покаяния. Но он далеко не всем подходит, Силуан не разрешал своим ученикам практиковать это.

В это же время Силуан начинает свою писательскую деятельность, поначалу в виде записей, которые он хранил у себя, а потом в виде обращений. Затем у него появляется ученик — Софроний, который впоследствии ознакомил христианский мир с творениями и писаниями святого.

Монашество

Успешно проходя службу, Симеон никогда не забывал о Боге. Незадолго до ее окончания он получил благословение на монашество у святого праведного отца Иоанна Кронштадского. И, пробыв в отчем доме всего одну неделю, собрав все необходимое в дорогу и подарки для монастыря, он, попрощавшись с родными, отправился в дорогу, которая вела его в монастырь на Афон.

В 1892 году осенью преподобный Симеон Афонский добрался до Святой Горы. В это время был расцвет Русского Пантелеймонова монастыря, и он стал послушником этой святой обители. Жизнь в ней была простой, очень скромной и ничем не примечательной. Сначала он работал на мельнице, а потом экономом и заведующим мастерской и продовольственным складом, а уже в пожилом возрасте управлял торговой лавкой. Пройдя весь начальный путь иноческой жизни, к 1896 году Симеон постригается в мантию с именем Силуан. В 1911 году он принимает схиму, оставаясь с этим же именем.

Жизнь в монашестве

В монастыре преподобный Симеон Афонский не имел своих учеников, да и в послушании ни у какого старца никогда не был, так как воспитывался в общей атмосфере духовной традиции древнего монастыря, сложившейся много веков назад, а это предполагало долгие молитвы и богослужения, исповедания и причащения, посты и бдения, чтение христианской духовной литературы и непрестанную молитву.

Святой Симеон Афонский, находясь всегда среди людей, смог сохранить свое сердце и ум от всяких соблазнов и помыслов, которые он очищал молитвенным предстоянием перед Богом, так как считал это самым коротким путем ко спасению.

24 сентября 1938 года схимонах Силуан мирно отошел к Господу. Его жизнь стала примером кротости, смирения и любви к ближним. Через 50 лет, в 1998 году, преподобный святой Симеон Афонский был причислен к лику святых Константинопольским Священным Синодом Православной Церкви.

В свою очередь, Святейший Патриарх Московский Алексий II внес имя святого старца в месяцеслов РПЦ (по старому стилю 11 сентября).

Условия монашества преподобного Симеона

Не имея учеников, преподобный Симеон оставил наставления монахам по борьбе со страстями в своих книгах, расписав буквально по пунктам обязательные условия для достижения монашеского мастерства.

1. Первоочередным законом для монахов, по рекомендации святого старца, является исповедь, земные поклоны с чтением Иисусовой молитвы.
2. Большое внимание о. Симеон Афонский уделял сердечному вниманию, его спокойствию, умению в миру удерживать свои слова, дела и мысли. Жестокость, упрямство, по словам преподобного, живут в мертвом сердце, живое сердце наполнено добротой, смирением и спокойствием. Это является лакмусовой бумажкой для проверки святости монахов.
3. Только постоянное пребывание в молитве поможет преодолеть и победить все помыслы и искушения.
4. В борьбе с атаками дьявола помогает метод непрерывной молитвы.

Этот перечень можно продолжать и продолжать, читать и перечитывать их рекомендуется как священнослужителям, так и воцерковленным христианам, которые решили жить по слову Божьему для приобретения вечной жизни.

Симеон Афонский: цитаты

Его мудрые цитаты представляют огромный мир поучений и наставлений, которые необходимы для развития духовной личности. Самые сильные его высказывания будут по душе любому человеку, верующему или неверующему, ведь старец считал, что если хочешь помочь человеку, необязательно быть богатым или сильным – достаточно быть добрым. Самым бедным человеком он считал того, кто любит деньги. Он также утверждал, что человек, любящий Бога и ближних, никогда не умрет. А признаком здоровой души у него была вера, больной души — безнадежность. И в заключение еще можно процитировать очень поучительные слова старца о том, что жизнь — это учебник, который закрывается только на последнем вздохе.

Писательская деятельность

Писательская деятельность старца не представляет из себя коллекцию из продуманных и структурированных книг, разделенных на тома и рассчитанных для определенного круга читателей. Он писал то, что переживал, делился своим духовным опытом. Лишь потом эти записи были собраны и структурированы.

Основная тематика работ Силуана — путь души ко спасению, преграды, через которые она должна пройти, и борьба с искушениями.

Особо известен цикл книг, в которых собраны работы Афонского подвижника, под названием «Птицы небесные».

Данное творение делится на две части, каждая из которых состоит из двух томов:

1. «Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога».
2. «Птицы небесные или через молитву к священному безмолвию».

Данная книга, собранная из записей подвижника, является в какой-то степени его автобиографией. Первая часть содержит в себе рассказ о пути к монашеской жизни и борьбе с препятствиями, которые возникали. Во второй части делается акцент больше на исихазме, практике молитвы и созерцании Бога.

Умение молиться, по словам святого, достигается большим трудом, но оно делает смерть бессильной перед человеком.