Евхаристическое богословие протопресвитера Александра Шмемана и его влияние на современную практику причащения

Александр Дмитриевич Шмеман
(1921 — 1983), протопресвитер, церковный деятель, миссионер, доктор богословия Родился 13 сентября 1921 года в городе Ревель [1] в Эстонии в семье офицера Лейб-Гвардии Семеновского полка.

До 1928 года жил с родителями в Эстонии, затем год в Белграде, а с 1929 года — в Париже.

В 1938 году окончил русский кадетский корпус в Версале, в 1939 году — французский лицей Карно (Carnot).

В январе 1943 года женился на Юлиане (Ульяне) Сергеевне Осоргиной (род. 1923), внучке протоиерея Михаила Осоргина. В 1945 году родился сын Сергей, а в 1948 — дочь Мария (в замужестве — Ткачук).

В 1945 году окончил Парижский Свято-Сергиевский богословский институт.

В 1945 — 1951 годах работал преподавателем церковной истории в Свято-Сергиевском институте.

В 1946 году рукоположен во диакона и во священника.

Принимал активное участие в работе Русского студенческого христианского движения (РСХД) (в течение длительного времени был заместителем председателя (вице-председателем) Движения) и содружества имени святого Албания и преподобного Сергия.

В 1946 — 1951 годах — помощник настоятеля церкви святых Константина и Елены в Кламаре (Франция), редактор епархиального журнала «Церковный вестник».

В 1951 году с женой и детьми переселился в Нью-Йорк, приняв приглашение Свято-Владимирской духовной семинарии, где долгое время преподавал, а с 1962 по 1983 год был ее деканом.

Также преподавал историю восточного христианства в Колумбийском и Нью-Йоркском университетах. В течение трёх десятилетий вёл религиозную программу на радио «Свобода».

Служил в юрисдикции Северо-Американской митрополии Русской Православной Церкви.

В 1953 году возведен в сан протоиерея.

В 1959 году защитил в Париже докторскую диссертацию по литургическому богословию.

В 1970 году возведен в сан протопресвитера.

Был активным сторонником обретения автокефалии Северо-Американской митрополией, приложил немало усилий для становления поместной Православной Церкви в Америке.

Почетный доктор ряда университетов. Был членом Митрополичьего совета. Много выступал с проповедями по радио в передачах для России. Является автором большого числа книг и статей. Основные труды посвящены литургическому богословию, прежде всего Таинству Евхаристии и истории. Также опубликованы его дневники.

Скончался 13 декабря 1983 года в Нью-Йорке.

Детские, юношеские и молодые годы

Родился 13 сентября 1921 года, рос и воспитывался в довольно известной семье. Его родной отец, Дмитрий Николаевич, происходил из семьи государственного деятеля, сенатора Шмемана Николая Эдуардовича. Он верой и правдой служил своему Отечеству в лейб-гвардейском Семеновском полку.
Пожар февральской, а затем и октябрьской революций 1917 года, перевернувший политическую и социальную ситуацию в стране, вынудил его эмигрировать из России вслед за любимой супругой, Анной Тихоновной.

Семья Дмитрия Шмемана обосновалась в Эстонии. Здесь, в городе Ревеле, родился будущий протопресвитер Александр.

Пребывание на территории Эстонии продолжалось до 1928 года. Затем, Промыслом Божьим, семья перебралась в Белград; потом — во Францию, в Париж, где и осела.

С 1930 года Александр проходил обучение в Версальском кадетском корпусе. Здесь, помимо приобретения теоретических и практических знаний, он приобщался к ответственности, дисциплине и самодисциплине.

После выпуска из кадетского корпуса, состоявшегося в 1938 году, в 1939 году продолжил образование в лицее Карно.

Родственники

Шмеман Александр Дмитриевич происходил из знатной семьи, которая была вынуждена покинуть Российскую империю после революции.

• Дед Николай Эдуардович Шмеман (1850—1928) являлся членом Государственной думы.
• Отец Дмитрий Николаевич Шмеман (1893—1958) был офицером царской армии.
• Мать Анна Тихоновна Шишкова (1895—1981) происходила из знатной семьи.

Александр Шмеман был не единственным ребенком в семье. Брат-близнец Андрей Дмитриевич (1921—2008) исполнял обязанности старосты храма в честь образа Божией Матери «Знамение». Кроме этого, возглавлял общество русских кадетов в эмиграции. Работал в митрополии Западно-Восточного экзархата Константинопольского патриархата, исполняя обязанности секретаря епархии и референта представителя Константинопольской Патриархии.

Сестра Елена Дмитриевна (1919—1926) умерла в раннем детстве, не пережив различных трудностей жизни эмигранта.

На пути ко священству

Имея твёрдое намерение овладеть давно интересовавшими его богословскими знаниями, он решил поступить в Парижский Свято-Сергиевский православный богословский институт, что и было исполнено.

Основанный в 20-х годах (XX века) при активном участии представителей русского зарубежья, институт являлся одним из важнейших духовных и просветительских центров Православия во Франции и даже в Европе.

За время обучения Александр проявил себя как талантливый, целеустремленный студент. Много времени он проводил за книгами и душеполезными беседами. Стараясь постичь все обязательные к изучению дисциплины, особое предпочтение он оказывал истории Церкви.

Так он стал учеником А. Карташева, видного историка, известного общественного деятеля, эмигрировавшего из России по тем же причиинам, что и многие из его современников.

Карташев стоял у истоков создания Богословского института и был искренне предан науке. Под его мудрым и опытным руководством А. Шмеман составил и защитил кандидатскую диссертацию. Центральным предметом исследования этой работы стала Византийская церковная история.

В период с 1945 по 1951 год Александр Дмитриевич трудился в Свято-Сергиевском институте в должности преподавателя истории Церкви. Стремление глубоко преподать материал, сопровождаемое умением ясного и четкого изложения мысли, делали его объектом уважения как стороны студенческого коллектива, так и со стороны профессорско-преподавательского состава.

В январе 1943 года А. Шмеман связал себя браком с внучкой протоиерея Михаила Осоргина, Ульяной (Юлианой) Сергеевной. Брак получился счастливым. Их супружеский союз продолжался более сорока лет. В 1945 году Ульяна родила сына, Сергея. И дочерей: в 1944 дочь Анну, а в 1948 году Марию.

Историк Церкви

В сознании большинства людей, читавших или хотя бы слышавших об отце Александре Шмемане, он однозначно ассоциируется с литургическим богословием. Да, это верно. Литургика – главное направление его интересов. «Мой предмет в богословии — литургика»[3] – говорит Шмеман о себе.

Кстати, сам отец Александр любил одну интересную интеллектуальную игру: он «ставил оценки» русским писателям. То есть анализировал отрывки произведений, в которых встречаются свадьбы, похороны и все, что связано с религиозными обрядами, и проверял насколько точно описано с точки зрения богослужения. Удивительно, но «пятерка» только одна – у Чехова. Все остальные не сдали или сдали плохо. Так, Пушкин в день Святой Троицы говорил о молебне, хотя по уставу положена вечерня, а не молебен. Тургенев на смертном одре нигилиста Базарова совершает Миропомазание, а не соборование и так далее.

Но начинал Шмеман как историк Церкви. Более того, даже переводил в качестве текста для докторского экзамена произведение святителя Марка Эфесского. Трактат «О воскресении»[4] в переводе Шмемана и с его комментариями был даже издан и сейчас доступен. От серьезного увлечения историей осталась книга «Исторический путь Православия», с которой обязательно нужно познакомиться каждому интересующемуся данным аспектом жизни Церкви, а также отдельные лекции, например, «Догматический союз. Вступительная лекция в курс истории Византийской Церкви, прочитанная 11 октября 1945 – года»[5].

Но потом отец Александр поменял свое отношение к Византии.

«Я люблю Православие и всё больше и больше убеждён в его истине, и всё больше и больше не люблю Византии, Древней Руси, Афона, то есть всего того, что для всех – синоним Православия»[6].

Эту фразу можно понимать по-разному. Но если внимательно прочитать труды отца Александра, то становится ясно одно:

он очень не любил подмены. Подмены Православия чем-то иным: Русью, Афоном, четками, чем угодно, но подменой и уходом от главного – от Христа. И в некритичном отношении к Византии, в идеализации ее отец Александр увидел подмену вечных истин Православия.

Кстати, защищать докторскую диссертацию отец Александр планировал именно по истории, но вышло так, что пришлось писать вторую работу, уже по литургике.

Что именно произошло во взглядах и суждениях отца Александра и почему так сильно поменялось отношение к Византии – это вопрос, заслуживающий отдельного изучения.

Диаконское и священническое служение

В 1946 году Александр Дмитриевич удостоился возведения в сан диакона, а некоторое время спустя — в звание священника.

С этого же года он стал трудиться на должности помощника настоятеля Православного храма святых Константина и Елены, располагавшегося в Кламаре.

Пастырскую и научно-преподавательскую деятельность отец Александр сочетал с деятельностью редактора издания «Церковный вестник».

В 1951 году решением церковного начальства определен настоятелем храма Рождества Богородицы. Храм находился в Пти-Кламаре. Известность отца Александра как пламенного проповедника, способствовала привлечению под своды церкви (помимо местных прихожан) жителей из других областей.

В том же, 1951-м году, переселился, вместе с женой и детьми, в город Нью-Йорк и занял место доцента в Свято-Владимирской семинарии в США, при кафедре литургики и церковной истории. В силу сложившихся обстоятельств и личного желания самого священника А. Шмемана Северо-Американская митрополия приняла его под свою юрисдикцию.

Высокий образовательный уровень и популярность способствовали присвоению ему звания почетного доктора церковных наук целым рядом учебно-образовательных учреждений: Нью-Йоркской Генеральной богословской семинарией, Бостонским богословским институтом Святого Креста, Истонским колледжем Лафайет.

В 1953 году отец Александр был возведен в звание протоиерея.

В 1959 году успешно защитил диссертацию на соискание докторской степени. Содержание работы отображало исследование в сфере литургического богословия.

В 1962 году ему был доверен ответственный пост руководителя Свято-Владимирской семинарии. На этом месте он проработал до конца земной жизни. За время его деятельности был предпринят ряд продуктивных мер, повысивших качество семинарского образования и уровень внутренней дисциплины.

Кроме научной, пастырской и писательской деятельности, принимал участие в работе радио «Свобода», где вел специальную просветительскую религиозную программу.

С 1964 года состоял в членстве Митрополичьего совета. Пребывая на этом посту играл важную роль в формировании основ и признании автокефалии Православной Церкви в Америке.

В 1970 году по решению церковного руководства возведен в протопресвитера.

Смерть отца Александра наступила, когда он находился в Нью-Йорке, 13 декабря 1983 года.

Литературное наследие

Наследие этого ученного притягивает к себе внимание не только отечественных читателей, но и является интересным источником для западного человека, ведь знакомит последнего с восточной аскетической традицией, которая имеет свои корни в пустыни и восходит к древним анахоретам.

Бесспорно, что западная ветвь христианства, католицизм, а вслед за ним и протестантизм утратили эту связь, поддавшись различным секулярным тенденциям, потеряли связующую нить между мистической жизнью церкви и повседневными реалиями. Об этом говорил и Александр Шмеман.

В своих трудах Александр Дмитриевич разбирается в процессе эволюции христианского культа. От подражания литургическим формулам ессеев и ферапевтов до унификации литургической жизни в VIII веке лежит целая пропасть различных попыток сформировать единообразие и выверенные догматические формулы в таинстве. Рассматривает структуру христианства в своих книгах Александр Шмеман. «Великий пост» — сочинение, посвященное исключительно мистическому переосмыслению христианской жизни, вызвало множество различных мнений в ученном сообществе.

Как раз этот исторический процесс и является одним из основных пунктов ученой деятельности Александра Шмемана. Анализ литургических памятников может помочь нынешним христианам понять современное богослужение и проникнуться мистическим смыслом данного действия.

Сочинения

• Церковь и церковное устройство. — Париж, 1949. 24 с.
• Таинство крещения. — Париж: Издание «Церковного Вестника», 1951. 31 с. (2-е издание — М.; Париж: Крутицкое подворье; YMCA-Press; Русский путь, 1996. 46 с.).
• Исторический путь православия. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954. 388 с. (2-е издание — Париж: YMCA-Press, 1985; 3-е издание — Париж: YMCA-Press, 1989; 4-е издание, репринт — М.: Паломник, 1993) (Английский перевод — London: Harvill Press, 1963. 359 p.).
• Введение в литургическое богословие. — Париж, 1961. 247 с. (2-е издание — М.: Крутицкое подворье, 1996. 247 с.) (Английский перевод (London; Portland (Me.): The Faith Press; The American Orthodox Press, 1966. 170 p.); 2-е издание (Leighton Buzzard (Beds.): The Faith Press; New York: St. Vladimir’s Seminary Press, 1975. 170 p.)).
• For the Life of the World. — New York, 1963 (Русский перевод — За жизнь мира. — Нью-Йорк: Religious Books for Russia, 1983. 103 с.; 2-е издание — Вильнюс: Весть, [199_]. — 103 с.; 3-е издание — Электросталь: Полиграмм, 2001. 89 с.).
• Ultimate Questions: An Anthology of Modern Russian Religious Thought. — New York etc.: Holt, Rinehart and Winston, 1965. 310 p. (составление, вступительная статья).
• Таинства и православие. — Нью-Йорк, 1965 (Английский перевод — The World as Sacrament. — London, 1965. 142 p.).
• Great Lent. — Crestwood (N. Y.): St. Vladimir Seminary Press, 1969. 124 p. (Русский перевод — Великий Пост. — М.: Московский рабочий, 1993. — 111 с.) (Французский (Le Grand Careme. — Begrolles-en-Mauges: Bellefontaine, 1974), голландский (1976) переводы).
• Of Water and the Spirit: A Liturgical Study of Baptism. — Crestwood (N. Y.): St. Vladimir Seminary Press, 1974 (London: SPCK, 1976. 169 p.) (Водою и Духом: О таинстве крещения / Пер. — М.: Гнозис; Паломник, 1993. — 224 с.; 2-е издание — М.: Свято-Тихоновский богословский институт, 2000. 199 с.; 3-е издание — М.: Паломникъ, 2001. -223 с.). (Французский перевод — D’Eau et d’Esprit. — Paris: Desclee de Brouwer, 1988. 212 p.).
• Евхаристия: Таинство Царства. — Paris: УМСА-Press, 1984. 304 с. (2-е издание, репринт — М.: Паломник, 1992; 3-е издание — М.: Паломникъ, 2001). (Французский (L’Eucharistie, sacrement du Royaume. — Paris: УМСА-Press; O.E.I.L., 1985. 276 p.), английский переводы).
• Церковь, мир, миссия: Мысли о православии на Западе / Перевод с английского. -М.: Свято-Тихоновский богословский институт, 1996. -267 с.
• Проповеди и беседы. -М.: Паломникъ, 2000. -207 с.
• Введение в богословие: Курс лекций по догматическому богословию. — М.; Париж: Православный Свято-Тихоновский богословский институт; Православный Свято-Сергиевский богословский институт; 1993. 48 с. (2-е издание — Клин: Христианская жизнь, 2001. 62 с.).
• The Journals of Father Alexander Schmemann: 1973-1983. — Crestwood: St. Vladimir’s Seminary Press, 2002 (Русское издание, расширенное и дополненное — Дневники: 1973-1983. — М.: Русский Путь, 2005. — 717 с.).

О нем

• Р. Вершилло. Мировоззрение о. Александра Шмемана
• На сайте “Два града”
• о. М. Помазанский. Экуменика на фоне православной литургики
• о. Рафаил (Карелин). О монашеском авангардизме
• П. Рак. Водою и Духом, или о разбавленном Христианстве
• Р. Вершилло. Идеология о. Александра Шмемана
• Р. Вершилло. Романтизм, пантеизм или атеизм?
• Р. Вершилло. Мироздание и мифосознание
• Р. Вершилло. Быт или не быть?
• Р. Вершилло. Имейте веру Божию

Публикация дневников

В 1973 году была сделана первая запись в большой тетради. Протопресвитер Александр Шмеман сделал ее после того, как прочитал сочинение Достоевского Ф.М. «Братья Карамазовы». В своих дневниках он не только описывает свои переживания относительно различных происшествий в личной жизни, но также рассказывает про события, происходящие в церковной жизни того непростого периода. Бесспорно, что многие церковные деятели нашли свое место в его записях.

Отрывок, характеризующий Шмеман, Александр Дмитриевич

Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии. Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами. Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною. Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния. Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их. В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные. Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения. При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения. Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны. Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно. Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю. Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает. В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают. Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа. Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска. Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений. Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем. В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии. Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.

«Слово «община» мы тогда не употребляли»

– Слово «община» мы тогда не употребляли. Это слово и всю эту тему «общинности» я узнала уже здесь, в России. Там, в Америке, а там у нас были приходы. Отец Александр ведь, строго говоря, служил в семинарском храме. Его приход составляли семинаристы и их семьи. Конечно, приходили туда и просто люди, которые рядом жили. Но общиной это всё нельзя было назвать.

– А в чем для вас разница между общиной и приходом?

– Главное для меня – личные отношения с Христом, отсюда все вытекает. Мы вместе в церкви, мы вместе у Чаши, мы помогаем друг другу, внимательны, доброжелательны, осознаем свою общность как народа Божьего. В конкретной церкви мы – члены одного прихода, переезжаем и ходим в другую – становимся членами другого прихода, со всеми вытекающими обязанностями, в частности материальными.

При этом у всех нас разные, свои личные отношения с Богом, свой круг общения за порогом церкви. Тем интереснее и ценнее составлять один приход.

– Вы ведь были новыми эмигрантами, только приехавшими из СССР. Как на вас смотрели в окружении отца Александра? Не было ли какого-то снобизма, мол, мы аристократы, а вы – из «совка»?

– Нет, ни в коем случае! Во-первых, не все в окружении отца Александра были такие уж аристократы, и сам он к аристократам относился несколько иронично… Принимали нас совершенно чудесно – помогали, заботились, обо всём расспрашивали.

– Известно, что в кругу зарубежников (членов Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ)) к отцу Александру порой относились критически – все эти, как сейчас говорят, «мемы» про «богословие с сигаретой в зубах». Как отец Александр воспринимал это? Расстраивался? Обижался?

– А уж как мы о них шутили – я даже не буду повторять! В основном он отшучивался. Но, конечно, когда Православная Церковь в Америке получила томос об автокефалии от Москвы (10 апреля 1970 года – прим.ред.), для него наступили очень тяжёлые времена. Звучали ведь не просто шутки, а обвинения. Его обвиняли в продажности, в сергианстве. Было очень много агрессии, ночные звонки с угрозами. Ему было тогда очень обидно и больно.

Нам всем было тяжело видеть этот раскол. Даже когда отец Александр умер, на его отпевании было множество священников из разных церквей – и антиохийцы, и греки… А из РПЦЗ был всего один человек, – отец Александр Киселёв.

– А от чего зависело, какую церковь выбирал тот или иной человек в США – Православную Церковь в Америке или РПЦЗ?

– Думаю, от психотипа: те, кто искали в Церкви «продолжения России», как правило, шли в РПЦЗ. А отец Александр пытался построить не национальную Церковь, а поместную.

Кроме того, Америка – страна большая. Если есть рядом только одна церковь – ну, значит, в неё ты и идёшь.

– Как по-вашему, это ему удалось?

– Не очень удалось. Он мечтал объединить все православные юрисдикции в одну поместную Церковь, что было бы, на мой взгляд, абсолютно правильно. Понятно, что богатые греки и антиохийцы на это не пошли. Но в ПЦА есть румыны, болгары, есть мексиканская епархия (отец Александр ездил в Мексику и очень интересно об этом пишет в «Дневниках»). И все же ПЦА существует как свободная надэтническая Церковь, это чрезвычайно отрадно и ценно, и я надеюсь, что это не изменится.

«Русское» православие в Америке: конфликты и примирение

Русская Православная Церковь заграницей (РПЦЗ) разорвала богослужебное общение с Московским Патриархатом в 1927 году. В том же году о своей автокефалии объявила Североамериканская митрополия Московского Патриархата. В последующие десятилетия отношения между тремя этими юрисдикциями оставались напряженными. В 1970 году, благодаря в первую очередь усилиям протопресвитера Александра Шмемана, Московский Патриархат восстановил общение с Североамериканской митрополией и даровал ей автокефалию (полную церковную независимость), провозгласив Православной Церковью в Америке. РПЦЗ воссоединилась с Московским Патриархатом только в 2007 году; часть клириков этого шага не приняла.

Негативное отношение

Бесспорно, что позиция Александра Шмемана по отношению к Советскому Союзу была довольно недружелюбной. В своих докладах и радиопередачах он неоднократно обвинял руководителей страны в негативном отношении к Русской православной церкви. Необходимо отметить, что ситуация между РПЦ и ЗРПЦ была довольно шаткой. Поэтому труды автора не могли попасть в СССР.

Ситуация не поменялась и после распада Советского Союза. Ряд епископов Православной церкви, принадлежащих к наиболее консервативной партии, считают протопресвитера Александра Шмемана еретиком и запрещают читать его научные сочинения.

Наиболее ярким примером является запрет на чтение его трудов в Екатеринбургском духовном училище. Правящий архиерей Никон предал Александра Шмемана анафеме и запретил студентам читать его сочинения. Повод, который послужил к принятию такого решения, до сих пор остается неизвестным. Несмотря ни на что, Александр Шмеман, биография которого остается образцом пастырского служения, является эталоном жизни священнослужителя.

воззрения

Capax Dei

И наконец, последний опыт – опыт Искупления, которое Бог совершает, пребывая посреди Своего творения во времени и истории, и которое, освобождая человека, делая его capax Dei – способным к новой жизни, – есть спасение всего мира. Ибо как только мир отвергнет – в человеке и через человека – свою самодостаточность, как только он перестанет быть самоцелью и, как это подобает „миру сему“, миром „дня“, он станет таким, каким задуман от сотворения и каким воистину становится во Христе: объектом и орудием освящения, приобщения и приведения человека к вечному Царству Божию[2]:92.

Человек – существо духовное, это значит: существо не только питающееся, и даже не только думающее, но и существо, предназначенное к обладанию духовными ценностями. Что это за ценности? По старинке их можно перечислить так – истина, добро, красота. Ценности совсем не обязательно прагматические, но которые несут и являют счастье в самих себе[3]:70.

Душа = телу

«Спиритуализировав» себя, Христианство превратилось в «одну из религий», обслуживающих людей и их «духовные нужды», тогда как вошло оно в «мир сей» как победное благовестие Царства Божьего, разрушения смерти и спасения, созданного Богом мира. Как и другие «спиритуалистические» религии, христианство сосредоточило все внимание свое на «душе», противопоставив ее «телу»[4]:42-43.

О. Александр Шмеман обличает «как ложное, как противоречащее христианской вере противопоставление, отделение друг от друга „души“ и „тела“, „духовного“ и „материального“, „священного“ и „профанного“, „религиозного“ и „мирского“. Весь человек освящен и помазан, чтобы во всей полноте быть храмом Божиим, служением Богу и миру»[4]:72.

Всё «материальное» претворено и одухотворено, а всё духовное наделено властью осуществлять это претворение[2]:202.

Capax Dei, Антитеоретизм, Атеистический монизм, Богословие (в модернизме), Видимое являет невидимое, Встреча с Богом, Душа = телу, Естественное сверхъестественное, Литургия (в модернизме), Мир как таинство, Мир этот = мир иной, Мистика полноты, Мистика процесса, Монизм, Не событие, Отнесенность, Против разделения Церкви на учащую и учимую, Самоискупление, Светская святость, Симпатии, Синергия, Совпадение противоположностей, Средство-цель, Третья реальность, Универсальный символизм, Христианство — религия поражения, Церковь (в гностицизме), Человек-священник, Чудо (посюстороннее)

авторитетные авторы

Афанасьев Николай Николаевич • Ботт Бернар • Бубер Мартин • Буйе Луи • Вейль Симона • Геллинк Жозеф де • Дагмор Клиффорд Уильям • Даниэлу Жан • Делеэ Ипполит • Дикс Грегори • Достоевский Федор Михайлович • Желудков Сергий Алексеевич • Зандер Лев Александрович • Казель Одо • Каллист (Уэр) • Кассиан (Безобразов) • Киприан (Керн) • Конгар Ив • Кульманн Оскар • Лосский Владимир Николаевич • Луази Альфред • Парш Пий • Руссо Оливье • Флоровский Георгий Васильевич.

Мартин Бубер

Истинное назначение Духа Святого — связывать и соединять, но не по образу «объективной» связи, а через откровение и обнаружение сокровенной внутренности всего сущего, через восстановление и претворение «объекта» в «субъект» («оно» в «ты», если воспользоваться терминологией Мартина Бубера).[5]

Библиография

• Нивьер, Антуан. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920—1995. Биографический справочник. —М.—Париж, 2007. — С. 551—552. — ISBN 978-5-85887-206-1
• Балакшина, Ю. В.
  Искусство как воскрешение времени: литургические аспекты интерпретации русской поэзии в дневниках протоиерея Александра Шмемана // Научные труды. В. 28. Проблемы развития отеч. иск-ва / РАХ; Санкт-Петербургский гос. акад. ин-т живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина; науч. ред. В. А. Леняшин, сост. О. А. Резницкая, А. И. Шаманькова. — СПб., янв. — март 2014. — С. 236—244.